Леон Дегрелль - Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее
Теперь настал черед нашей артиллерии сделать жизнь противника в деревне невыносимой. Русским пришлось ничуть не лучше, чем нам ранее. В результате они тоже отошли на холмы к востоку от деревни.
После этого мы следили друг за другом и обменивались пулеметными очередями с гребня на гребень. Деревня стала ничейной землей, лишь несколько закопченных печных труб поднимались над развалинами домов.
Наши новые позиции были поспешно сооружены посреди степи. Температура держалась на отметке минус 30 градусов, и окопы пришлось рыть в снегу и льду.
Вернулись несколько тяжелых немецких танков, фыркая и постреливая. Приземистые, как средневековые бастионы, они обосновались на хребте, а немецкая артиллерия тем временем была выведена из долины на запад.
В нашем расположении не имелось ни единого домишки, ни единого костра. Только ледяные норы, в которых обосновались 200 уцелевших, не имеющих никакого зимнего обмундирования, но им предстояло сражаться с русскими.
Снаряды рвались повсюду. Взлетел на воздух склад боеприпасов. Зубы наших солдат стучали, как кастаньеты, настолько все они промерзли. Некоторые лица стали уже совершенно зелеными. Люди буквально покрывались коркой льда, и следующая ночь была ужаснее предыдущей. Наше положение стало совершенно отчаянным. Держать людей, измученных месячными боями, посреди голой степи да еще при таких температурах, было совершенно неприемлемо. Люди были вынуждены часами лежать неподвижно на снегу.
Наш батальон совершил невозможное, продержавшись до конца. Лишь один человек замерз насмерть. На следующий день Валлонский легион все еще держал свои позиции. Ни русские, ни мороз не могли заставить нас отступить.
* * *Чтобы как-то облегчить свои страдания, мы сравнивали наше положение с проблемами 150 раненых, которых увезли по степи на десятках саней.
В Г ромовой Балке требовалось дождаться наступления ночи, чтобы эвакуировать наших товарищей, потому что в дневное время советские пулеметчики обстреливали санитаров, несмотря на знаки Красного Креста, и могли просто добить раненых.
Наши сани быстро проходили 7 километров от позиций до деревни Ново-Андреевка. Там они оставляли свой кровавый груз и возвращались.
Дожидаясь санитарного транспорта, мы размещали раненых в импровизированных укрытиях, вроде сгоревших изб. Позднее в случае необходимости на подстилку обдирали уцелевшую солому с крыш. Всю ночь эти несчастные дрожали от холода на снегу, защищенные лишь рваными тряпками и пучком соломы. Их страдания были неописуемы.
В Ново-Андреевке врачи на перевязочных пунктах не знали, куда положить раненых. Они десятками лежали на голом земляном полу в домах. Деревня была всего лишь перегрузочным пунктом. Несчастных еще предстояло эвакуировать на 40 километров в тыл в Гришино. Но вернулась метель, и снова степь заносили крутящиеся снежные вихри.
Саням требовались два или три дня, чтобы добраться до полевого госпиталя в Гришино. Люди с наспех перевязанными ранами и второпях наложенными лубками умирали от холода. Осколки гранат и пули, все еще застрявшие в теле, причиняли им ужасные мучения.
Скопление раненых в Гришино было невообразимым. Туда за пять недель привезли 11 000 человек. Некоторым тяжелораненым приходилось ждать по пять дней, пока им сменят повязки, которые становились черными и жесткими, как железо. Они с трудом могли объяснить, что им нужно, так как большинство не знали немецкого. В своих страданиях они даже не могли рассчитывать на слово утешения. Они достигли самых глубин физических и нравственных мучений.
***К утру 2 марта 1942 года численность Валлонского легиона сократилась в три раза. Из 26 офицеров остались только двое, причем одного из них вскоре пришлось эвакуировать по причине нервного срыва.
В пути уже находились немецкие войска, которые должны были сменить нас. Наши разведчики сумели вырыть несколько подземных убежищ, которые позволили чуствовать себя хоть чуточку комфортнее на этом продуваемом со всех сторон хребте. Тем не менее, несмотря на эти убежища, батальон, который сменил нас на плато, только за март потерял в результате обморожений 30 процентов своего состава.
Нас сменили в полдень.
Наши парни, грязные и небритые, вернулись со своих постов, не скрывая гордости. Их героизм уже вошел в поговорку среди солдат, сражавшихся на Донце. Командир 100-й дивизии наградил их 33 Железными Крестами. В то время такое количество награждений для одного батальона было необычайным. Еще больше чести принесло нам упоминание в приказе по вермахту и в коммюнике Верховного командования.
Мы остановились в Благодати, которая находилась далеко в тылу.
Заснеженные поля были очищены от сотен трупов, казаков в синих шинелях, монголов в белых халатах, мимо которых мы прошли месяц назад во время наступления.
Мы нашли дома! Ужасные дома, трухлявые дома, но все-таки дома! Перед нами больше не было орд диких азиатов с крошечными сверкающими глазами, с воем бросавшихся в рукопашную.
Мы смотрели друг на друга неверящими глазами. Наши бедные мертвые товарищи, братья, которые разделяли наши мечты, казалось, идут впереди нас. Каждый из нас потерял близкого друга. Наш легион стал братской семьей, мы были едиными мыслями и устремлениями.
Наши сердца страдали, а привкус славы горчил на губах.
Глава 3
Битва за Харьков
Бой за Г ромовую Балку стал последним крупным усилием большевиков в боях на Донце зимой 1941–1942 годов. Наш легион, расположенный в Благодати, находился в резерве, но готовый двинуться на помощь при первых признаках опасности. Но на фронте пока не возникало серьезных проблем.
Ночью можно было слышать частую стрельбу из пулеметов. Буквально с крыльца нашего жилища мы могли видеть вспышки выстрелов и струи трассирующих пуль, летящие над степью.
Удар, нанесенный красным 28 февраля, оказался решающим. Их наступление было остановлено, и они были отброшены назад.
Благодать по-прежнему утопала в высоких сугробах. Снегопады сменились сильными метелями. Казалось, зима будет тянуться бесконечно. Мы провели в этой белизне шесть месяцев. Она нас просто достала: белая степь, белая крыша, белое небо, которое летело над головами.
***Деревня, опустошенная боями, была исключительно бедной. Мы спали на досках или соломе, иногда даже на земляном полу наших жилищ. Хныканье бледных детей терзало наши уши. Эти бедные люди питались только картошкой, которую они жрали сырьем, только посыпая ее солью. Все коровы были перебиты. Крестьяне волокли своих мертвых лошадей, а также тела пятисот советских солдат, свалив их в большой каменоломне — внушающий ужас могильник, из которого торчали лошадиные копыта и человеческие головы.
