Михаил Сухачёв - Небо для смелых
Распоряжением Главвоздухфлота Птухина назначили старшим мотористом Отдельной истребительной авиаэскадрильи № 2 в Подосинках.
* * *— Товарищ командир эскадрильи, старший авиамоторист Птухин прибыл для прохождения службы, — доложил бывший курсант высокому, с волевым, сильно обветренным лицом военному. Это был Иван Спатарель [Иван Спатарель — герой гражданской войны, впоследствии генерал-майор авиации], с которым Евгений на Южном фронте громил Врангеля.
Спатарель не спеша протянул руку, внимательно осмотрел стоявшего перед ним Евгения, потом широкой жесткой ладонью обхватил кисть Птухина.
— Это хорошо, мотористов у нас не хватает. Давайте сядем, потолкуем.
Брошенная фраза о нехватке мотористов сулила новые осложнения в судьбе Евгения, особенно когда должно было прийти время проситься в летную школу. Закуривая вслед за Спатарелем, Птухин решил сразу же рассказать о своей мечте. Он поведал о службе в авиаотряде, учебе и где удобно вставлял фразы о своем намерении стать военлетом.
Спатарель слушал молча, не перебивая, ничем не выражая своих чувств. Возможно, биография Птухина ему напомнила, как самому было трудно до революции становиться летчиком, сколько унижений и издевательств пришлось перенести от господ офицеров, пока «взлетел».
— Поживем, подумаем, — дипломатично уклонился командир от прямого ответа, — пока познакомьтесь. — И он стал представлять подошедших военлетов Гуляева, Чекалова, Дацко — все герои гражданской войны. — А мотористом будете работать на самолете Васильченко [Николай Васильченко — впоследствии авиационный атташе во Франции].
С другими героями минувшей войны нового моториста знакомить не пришлось. Какое-то теплое чувство охватило душу, когда Женя увидел своих старых фронтовых знакомых — «спадов», «ньюпоров».
При близком рассмотрении он обнаружил на них десятки заплат, словно зарубцевавшиеся раны ветеранов гражданской войны.
— Ну, здравствуйте, — тихо и ласково приветствовал их Женя. — Прямо не понимаю, как я мог без вас так долго жить.
К известию о желании Птухина учиться в летной школе командир отряда Василий Иванович Чекалов сначала отнесся спокойно: «Поживем, увидим, — почти как Спатарель заключил он. — Хороший работник — уговорим, плохой — держать не будем».
Однако Птухин оказался не только хорошим работником, но еще и упрямым парнем.
— Да ты не спеши, — покровительственно потрепал Чекалов Женю по пшеничной шевелюре, прочтя рапорт. — Ты у нас далеко пойдешь, обещаю.
Прошел год. Женя не собирался сдаваться. Принимая очередной рапорт, командир отряда завелся с полоборота:
— Ну чего тебе втемяшилось — в летчики и в летчики! А кто будет обслуживать самолеты? — с каждой фразой «набирал обороты» Чекалов.
— У кого нет мечты летать или кто устал от полетов, — намекнул Птухин на то, что Василий Иванович давно игнорировал полеты, ссылаясь на усталость и недомогание.
Это было равносильно тому, как если бы в моторе сорвало ограничитель оборотов. Командира отряда «понесло вразнос». Словно при сильном обеднении смеси, все чаще стали проскакивать хлопки непереводимых слов. Чекалов стал неуправляем. Наступил момент, когда срочно надо было «перекрыть бензиновый кран».
Птухина выручил подошедший на шум Спатарель.
* * *— Здравствуй, «терка»! — широко улыбаясь, остановился Птухин перед воротами Егорьевской школы. — Я знал, что вернусь к тебе.
— Давай документ, — перегородил ему путь у КПП [КПП — контрольно-пропускной пункт] широкоплечий курсант.
— Зачем документ, я пароль знаю: «Наша «терка» лихо трет, что зимою пот течет. Летом же сдаем экзамен, все от страха замерзаем», — процитировал он сочиненный курсантами стишок.
— Значит, свой! — Курсант протянул руку: — Борман Саша [Александр Борман — впоследствии генерал-майор авиации].
Много ли прошло времени, какой-то год, а школа изменилась, как-то помолодела. Теперь здесь учились только будущие летчики, ребята молодые, больше с «гражданки». И быт курсантов улучшился. В кельях, где раньше размещалось по двадцать, теперь живут по шестнадцать человек. В них стало просторнее, светлее, уютнее.
Женя с упоением засел за учебники.
Почти неощутимо быстро пролетели шесть месяцев напряженной теоретической «сухомятки». Скорее бы полеты!
* * *— Прощай, «терка», прощай и теперь уж навсегда, — сдернув шапку, обернулся Птухин к заваленным снегом воротам, направляясь на вокзал декабрьским вечером 1923 года.
— Что уж ты так нежно, не мать же родная. Мне за полгода «терка» во как надоела, — новый друг Жени Саша Борман показал ладонью поперек горла, — а ты здесь в два раза больше был.
— Как сказать, не мать, но и не мачеха, она дала мне путевку на самолет.
Глава VII
СЛАДКОЕ ЧУВСТВО ПОЛЕТА
Стоя перед проходной Липецкой летно-практической школы, Женя пристально всматривался через штакетник на дорожку, по которой ушел дежурный выяснять, впускать или нет двадцать пять молодцов-егорьевцев. Уже прошло минут двадцать. Похоже было, что он направился выяснять прямо в Реввоенсовет республики. Нетерпение росло.
Совсем неожиданно сбоку от забора появился командир в сопровождении смущенного дежурного.
— Проходите, товарищи, — сам распахнул калитку и пригласил широким жестом, — пройдем в красный уголок й побеседуем.
Женя плохо воспринимал слова, как оказалось, военкома школы Толмачева о внутренней и международной обстановке. Сначала из-за того, что не мог согреться, потом не давал сосредоточиться засевший колом в голове вопрос: «Когда начнем летать?» Женя подпер голову руками и, как казалось ему, придал лицу выражение сосредоточенности. Но слова по-прежнему проскакивали мимо сознания.
— Есть вопросы или неясности? — обратился военком к егорьевцам.
— Когда летать начнем? — машинально выпалил Женя и только после этого понял нелепость своего вопроса.
— А по тому, о чем я говорил, у вас нет вопросов?
— Нет, — смущенно протянул Женя.
Окинув пристальным взглядом присутствующих, военком улыбнулся.
— Точно могу вам сказать: летать начнете не раньше, чем умоетесь с дороги и поедите! — Затем, посмотрев на часы, добавил: — Еще десять минут, по моим расчетам, для вас должен быть приготовлен завтрак.
* * *Об инструкторе болгарине Саввове ребята знали уже много. Возможно, даже больше того, что соответствовало действительности. Человек незаурядного ума, образованный, но неразговорчивый, Димитрий Саввов год назад бежал из Болгарии от преследований за политическую пропаганду на флоте, где служил матросом. В России он был принят в члены РКП (б), окончил авиашколу и теперь считался одним из лучших инструкторов.
