Вадим Телицын - Григорий Распутин
Александра Федоровна относилась к нему с благоговением: в разговоре с ним она называла его «Георгием», а за глаза — «отцом Георгием», в переписке с Николаем — «Другом». В беседах с Вырубовой она говорила о том, что верит в силу его молитвы.
«По словам царицы, он выучил ее верить и молиться Богу; ставил на поклоны, внушал ей спокойствие и сон», — вспоминал Протопопов.
Царю Распутин давал уверенность, особенно в разгар революции, когда царь и царица были напуганы не только захлестнувшим страну террором, но в большей степени проповедью волынского. архиепископа Антония о «последних временах».
«А я долго их уговаривал плюнуть на все страхи и царствовать, — вспоминал позднее сам Григорий Ефимович. — Все не соглашались. Я на них начал топать ногою и кричать, чтобы они меня послушались. Первая государыня сдалась, а за нею царь…» Архимандрит Феофан так описывал этот разговор: «Государь, государыня с наследником на руках, я и он сидели в столовой во дворе. Сидели и беседовали о политическом положении в России. Старец Григорий вдруг как вскочит из-за стола, как стукнет кулаком по столу. И смотрит прямо на царя. Государь вздрогнул, я испугался, государыня встала, наследник заплакал, а старец и спрашивает государя: «Ну, что? Где екнуло, здеся али туто?» — при этом он сначала указал пальцем себе на лоб, а потом на сердце. Государь ответил, указывая на сердце: «Здесь, сердце забилось!» — «То-то же, — продолжал старец, — коли что будешь делать для России, спрашивай не ума, а сердца. Сердце-то вернее ума!».
Распутин дорожил своими отношениями с царской семьей, гордился ими и долго не был уверен в их прочности.
«Не думай… что с царями легко говорить. Нет, трудно, аж губы кровью запекаются, весь съежишься, когда даешь им какой-либо совет…» — воспроизводил его слова Илиодор, он же вспоминал, как Распутин боялся, что «враги… царицу смутят», или как пошла у него кровь горлом, когда он у Александры Федоровны попросил денег для паломников и долго не получал ответа.
Если вначале он охотно рассказывал многим о своей «дружбе с царями», то с годами стал сдержаннее. «Разговоры о том, что он хвастал своей близостью к Царскому Селу, не верны, — показывал журналист Манасевич-Мануйлов о последнем годе жизни Григория Ефимовича. — Наоборот, он скрывал перед малознакомыми людьми… Он говорил о том, что может сделать что-то, добиться того-то, но старался точки над «i» не ставить».
Ольга Александровна, младшая сестра царя, оставила в своем дневнике запись о том, как в один из осенних вечеров 1907 года Николай II спросил, хочет ли она познакомиться с интересным крестьянином «из Сибири», и, получив утвердительный ответ, ввел ее в детскую. Она увидела Распутина в окружении царских детей, уже в ночных рубашках.
«Кажется, он нравился детям, — записывала она, — они чувствовали себя с ним непринужденно. Вспоминаю маленького Алексея, вообразившего себя кроликом и прыгающего по комнате. А затем, совершенно внезапно, Распутин схватил его за руку и повел в спальню, мы трое последовали за ним. Наступило молчание, словно мы были в церкви. В спальне Алексея не горело ни одной лампы, слабый свет исходил только от лампадки перед чудной иконой. Ребенок, очень спокойно, стоял рядом с гигантом, кивавшим головой. Я поняла, что он молился… Я поняла также, что мой маленький племянник молится вместе с ним. Я не могу описывать это — но я была тогда совершенно уверена в искренности этого человека…»
Хотя на великую княгиню Ольгу Александровну произвели впечатления отношения Распутина с царскими детьми, она подчеркивает свое личное нерасположение к нему: «Я понимала, что оба они — и Ники, и Аликс — надеялись, что мне понравится Распутин. Я была, конечно, под впечатлением от произошедшего в детской. Я приняла во внимание его искренность. Но, к сожалению, я так никогда и не смогла расположиться к нему… из-за его любопытства, безудержного и бестактного. В будуаре Аликс, побеседовав с ней и Ники несколько минут, Распутин ждал, когда подадут чай, и вдруг буквально засыпал меня весьма дерзкими вопросами: счастлива ли я, люблю ли своего мужа? Почему у меня нет детей? У него не было никакого права задавать такие вопросы, поэтому я на них не ответила. Боюсь, что Ники и Аликс чувствовали себя довольно неловко. Помню, какое я чувствовала облегчение, покидая дворец в тот вечер, и, садясь в личный вагон поезда, следовавшего в Санкт-Петербург, сказала себе: «Славу Богу, он не последовал за мной на станцию».
Эти вопросы, может быть, и были неуместны, но заданы они довольно проницательно. Брак великой княгини Ольги Александровны с психически неуравновешенным князем Петром Ольденбургским был устроен за нее властной матерью, когда ей было девятнадцать, а ему тридцать три года. Брак в самом деле оказался несчастливым и был наконец, после долгих проволочек, расторгнут в 1916 году.
В декабре 1905 года, в самый разгар первой русской революции, у Распутина произошла неприятная встреча еще с одним представителем царской фамилии — великим князем Николаем Николаевичем.
— А фамилия-то у тебя поганая, — заметил чуть ли не с порога великий князь. — Впрочем, и с такой жить можно… Живет же генерал от артиллерии Бордель фон Борделиус — куда гаже? Прости, Господи… А камергер Бардаков постеснялся своей фамилии и с высочайшего соизволения, болван, стал Бурдуковым.
Неожиданно Николай Николаевич осекся. Прямо на него, не мигая и завораживая, в упор глядели потемневшие зрачки старца.
— Ну и глаза у тебя! Смотреть страшно…
— А ты не смотри, — дерзко вымолвил Григорий, — есть храбрецы, что со мной в гляделки хотят поиграть, да потом до первых петухов заснуть не могут.
Великий князь не знал, что ответить.
— А я человек махонький, как блоха, — неожиданно переключился на другую тему Григорий, — потому и грехи мои крохотны. А ты вот большой, чудила, и грехов твоих на трех возах не увезешь… Дело ли мужицкие посевы топтать? Бес тебя попутал… точно, он! Ежели бы вы, великие-развеликие, эдак-то не резвились на шее мужика своего, так, может, и революций не стало бы. А теперь хлебай ее, как кисель, полной ложкой!
Эти резкие, хлесткие фразы, столь необычные для великосветской среды, осадили великого князя, остудили его горячую голову.
— А ты фрукт еще тот! — произнес Николай Николаевич, явно пораженный и недовольный разговором с резковатым гостем.
Расстались они врагами, и Николай Николаевич всегда жалел, что не ограничил «влияние этого отвратительного старикашки на Николашу», то есть на Николая II. И Распутин не остался в долгу:
— Он, эта жердь, думает, что он пуп земли… Хе-хе… Придет время, лишится всего — и постов, и власти, и богатств… А кто лишит, я спрашиваю, да сам папа. (Предсказание сбылось. Николай Александрович сместил его с поста верховного главнокомандующего, когда для всех в России стало ясным, что великий князь занимает «не свое место». А русские революции 1917 года лишили его всего остального: богатств, почета.)
