Алексей Рыбин - Анархия в РФ: Первая полная история русского панка
— Ваш сын умер!
Янка узнала об этом, и, конечно, это сильно на нее подействовало. Потом уже, когда я стал разбирать ее бумаги, на одной было написано: «Я принесла смерть!..»
Сергей Глазатов (Джекл) — член новосибирской рок-н-ролльной тусовки
Янка была не из тех, кто продолжает род, а из тех, кто этот род ОПРАВДЫВАЕТ. Есть люди, для которых главный вопрос: «Как бы прожить?». А есть те, для кого главный вопрос: «Зачем вообще жить?». И когда этот вопрос становится неразрешимым, эти люди просто умирают.
Марина Кисельникова (Федяй) — петербургская тусовщица
У меня осталось ее последнее письмо. Отправлено за два месяца до того, как все произошло:
Дорогой Федяй! Я поздравляю тебя с весной. Какая она замечательная! Я тебе желаю всего-всего-всего. Чтобы ты не болела, чтобы берегла себя, чтобы любила своих друзей, чтобы чувствовала себя хорошо, никогда не думала о плохом. И не умирай ни в коем случае. Не знаю, что тебе еще написать, потому что слов не очень много.
Любящий тебя Яныч
Валерий Рожков — новосибирский музыкант
Первого мая мы собирались поехать на шашлыки. Нюркина подружка приехала из Англии, Эльдар зашел. Но потом Серега Литаврин не поехал, и Янка говорит:
— Сереги нет? Ну и я не поеду!
Мы уехали на Обское море. Классно погуляли, и тут Янкин отец звонит. А до этого у Аллы Викторовны, с которой он жил, сын погиб. У него в больнице поехала крыша, он выпрыгнул из окна, изрезался и истек кровью между гаражами. Ну и после похорон отец Янку чуть ли не насильно на дачу вытащил. Там была эта Алла Викторовна и подружка погибшего сына, уже беременная. У нее, кстати, потом выкидыш случился.
Ну, и как мне потом рассказывали, Янка там начала орать, что это она во всем виновата. У нее чуть что — я виновата! Она считала, что у всех, кто рядом с ней, обязательно горе происходит. А избушка была маленькая, ночевать негде, вчетвером им там было не поместиться. Янка психанула, хлопнула дверью и ушла.
Станислав Иванович Дягилев — отец Янки
На дачу мы ее отвезли, чтобы как-то отвлечься. Май — работы на даче много. Мы ведь люди небогатые, своим огородом и живем. Поэтому отдачи ни при каких обстоятельствах не откажемся. Для нас это спасение. Нам потом советовали: смените место. Продайте дачку, купите другую. Да дачка-то неказистая, никаких денег за нее не дадут. Плохо то, что каждый раз эта дачка нам обо всем напоминает. Я уж на что любитель у воды посидеть, так и то на речку ходить давно перестал. Не могу видеть эту воду…
Короче говоря, легли мы в тот раз спать. А она вышла на улицу покурить. Дело было 9 Мая — праздники, День Победы. А с нами была подружка погибшего Сережи. Она воет и плачет, воет и плачет. Мы все были тогда не в себе после его смерти.
Сперва Янка ушла часов в шесть. Мы собирались перекусить, и я пошел ее искать. У нас там лесополоса, березки растут. Она сидела на пеньке, курила, небо рассматривала. Я говорю:
— Пойдем, мы тебя потеряли.
Мы вернулись, а этот вой все продолжается. Я уже этой девчонке говорю:
— Ну, хватит! Действует уже!
И вот Янка исчезает второй раз. Я опять пошел туда же — нет ее. Туда, сюда — оббегал весь лес. Думал, может, вернулась? Пошел назад — нет ее. С Аллой Викторовной пошли, а уже темно. В общем, кружили мы до двух часов ночи. Осталось одно предположение, что уехала. А что еще было думать?
Первой электричкой, в полшестого, я уезжаю в город. Прихожу: щеколда на двери как была замотана, так и осталась. Я начал уже по-настоящему беспокоиться. Обзвонил ребят, пришел Сережа Литаврин, мы с ним сели, подумали.
— Я съезжу еще в пару мест, — сказал он. — Если и там нет, то не знаю…
Два дня прошло в поисках. Мы уже и в Москву звонили. Понятно, что, никому не сказав, уехать туда она не могла, но вдруг чудо? Нигде нет. На третий день подали заявление в милицию: раньше не принимают.
Сперва ничего не происходило, а через несколько дней из Министерства внутренних дел приходит большой нагоняй нашей милиции. Есть заявка на розыск? Есть? И почему до сих пор не нашли? Видимо, кто-то из ребят в Москве что-то предпринял. Ну и все! На девятый день Янка нашлась.
Ко мне приехал капитан милиции. Меня посадили в «газик» и отвезли в сельский райотдел. Начальника отдела не было, мне сказали подождать. Сижу, жду. Где-то через час слышу: вроде заурчала тяжелая машина типа самосвала. Выглянули — точно, самосвал. Самосвал привез Янку.
Валерий Рожков — новосибирский музыкант
После праздников я уехал в командировку в Иркутск. Оттуда позвонил Литаврину на работу:
— Ну что?
— Ни слуху ни духу!
— Вы что, смеетесь? Может, она уехала куда?
Литаврин до этого трое суток по лесам бегал. Он
же таежник: когда лед на Оби станет, он на лыжах ходил, да и сейчас ходит. У него крыша совсем съехала.
— Все! — говорит. — Она точно что-то с собой сделала.
Я уже приехал из командировки, зашел к Янкино-му отцу. Мы сидим — вдруг стук в окно.
— Вам кого?
— Литаврина.
Серега ушел, мы переглянулись, типа, что такое? Ну, а часа через два Серега прибегает, уже радостный:
— Она!
Я говорю:
— Хули ты такой веселый? Правда, что ли?
— Точно она! Я опознал!
— А веселиться-то чего?
— Да, как камень с души упал.
Он же эти полторы недели был как помешанный. Потом рассказывал:
— Шесть дней тело на жаре пролежало. Только по одежде и опознали.
Следователь нам сразу сказал: у нее голова пробита. Будто по голове кирпичом ударили. Но написали, что самоубийство, хотя в реке Ине, где она утонула, утопиться сложно. Там и воды-то по пояс. Но копать никто не стал. Серега опознал — дело закрыто.
Станислав Иванович Дягилев — отец Янки
Рыбак около одного из садоводческих хозяйств рыбачил и увидел. Странно, что ее отнесло километров на сорок и нигде не зацепило. Он увидел, позвонил, так и нашли.
Я читал заключение экспертизы: три страницы мелким почерком. Был окрик из Москвы, и проверили все очень тщательно. Нам-то многое думалось… Все-таки 9 Мая… праздник, пьяных много… Может, мерзавцы какие изнасиловали и все такое. Но нет. И этот момент отражен: никаких следов насилия нет.
Сын Аллы Викторовны ушел 23 апреля, а Янка — 9 мая. Мы их рядом и похоронили. Сначала не хотели рядом, а потом подумали: нам ведь удобнее ходить будет в одно место. Мы с Аллой Викторовной остались и без детей, и без внуков. Вот что самое страшное.
Место на кладбище нам дали не очень опрятное. Директор кладбища — чеченец. Уж как мы его уговаривали:
