Василий Шульгин - Дни. Россия в революции 1917
Вот еще рассказ, в котором заметно нечто мистическое.
У баронессы, на Кирочной, где вообще полагалось бывать всему «замечательному», сидел Гришка. Это было за чайным столом. Сидел и разговоры разговаривал. Вдруг что-то заволновался…
– Не могу, мать моя, не могу…
– Что с вами, Григорий Ефимович?..
Он заерзал, привстал, хотел уйти.
– Куда вы?
– Уйти надо нам… враг идет… сюда идет… Сейчас здесь будет…
Позвонили. И в комнату вошла Машенька Х.
Она сама мне это рассказывала со слов баронессы и прибавила:
– Я Гришку действительно ненавижу…
* * *– Скажите, что правда во всем этом о Распутине? Что он действительно имеет влияние?.. Неужели это верно, он пишет «каракули» и эти каракули имеют силу наравне… с высочайшим рескриптом?
У В. изящно-грубоватая речь, мало подходящая к посту товарища министра внутренних дел.
– Правда вот в чем… Распутин прохвост и «каракули» пишет прохвостам… Есть всякая сволочь, которая его «каракули» принимает всерьез… Он тем и пишет… Он прекрасно знает, кому можно написать. Отчего он мне не пишет? Оттого, что он отлично знает, что я его последними словами изругаю. И с лестницы он у меня заиграет, если придет. Нет Распутина, а есть распутство. Дрянь мы, вот и все. А на порядочных людей никакого влияния не имеет. Все же, что говорят, будто он влияет на назначения министров, – вздор: дело совсем не в этом… Дело в том, что наследник смертельно болен… Вечная боязнь заставляет императрицу бросаться к этому человеку. Она верит, что наследник только им живет… А вокруг этого и разыгрывается весь этот кабак… Я вам говорю, Шульгин, сволочь – мы… И левые и правые. Левые потому, что они пользуются Распутиным, чтобы клеветать, правые, т. е. прохвосты из правых, потому что они, надеясь, что он что-то может сделать, принимают его «каракули»… А в общем плохо… Нельзя так… Хоть наследник и болен, а все-таки этого господина нельзя во дворец пускать. Но это безнадежно… Говорили сто раз… Ничего не помогает…
* * *Вот рассказ в другом стиле.
– Я вчера познакомился с Распутиным… – сказал мне один мой молодой друг, журналист.
– Как это было?
– Да вот как… Он на меня посмотрел, рассмеялся и хлопнул по плечу. И сказал: «Жулик ты, брат»…
Надо сказать, что мой молодой друг, конечно, не жулик. Но ловкий парень из донских казаков с университетским образованием.
– А вы что?
– А я ему говорю: «Все мы жулики. И вы, Григорий Ефимович, жулик»… А он рассмеялся и говорит: «Ну, пойдем водку пить».
– И пили?
– Пили. Он не дурак выпить…
– Что же это за человек?
– Да знаете, просто хитрый, умный мужик, и больше ничего… Пил, смеялся…
– Кто же там был?
– Да масса народа… Говорили речи. Все, конечно, в честь его.
Он ничего, слушал… Только раз, когда мой патрон, вы его знаете, начал говорить, что вот земля русская была темна и беспросветна, а наконец взошло солнце – Григорий Ефимович, – он его вдруг остановил: «Ври, брат, ври, да не слишком»…
* * *Член Государственной Думы К., очевидно, не страдает теми предрассудками, которыми опутаны мы все. Вчера он пьянствовал с Гришкой.
То, что он рассказывает, – определенно – водка и бабы…
– Кто же эти «бабы»?
Увы, это не демимонденки[16].
Распутин есть функция распутности некоторых дам, ищущих… «ощущений». Ощущений, утраченных вместе с вырождением.
* * *Вырождающиеся женщины часто страдают от того, что они ничего не чувствуют. Нередко они объясняют это тем, что муж – «обыкновенный, серый человек». Иногда это действительно так. У некоторых женщин чувственность просыпается только тогда, когда к ней прикоснется «герой». Герой нашего времени, разумеется. Ибо для каждой эпохи – свои герои. Это, вероятно, те, кто дают для данной эпохи наиболее нужное потомство. В этих случаях инстинкт женщины иногда на правильном пути. Она бессознательно стремится спасти вырождающуюся расу.
Героя не всегда бывает легко найти. Любовники, которые на первых порах берутся из своего круга, нередко оказываются такими же серыми людьми, как и собственный муж… Тогда начинают искать в других слоях, выше или ниже себя… Те, что пониже, могут искать выше и ожидают своего «принца». Но те, кто окружены принцами, должны искать ниже, потому что люди своего круга уже испытаны, – они оказались слишком серыми, вернее, слишком блестящими, т. е. вылощенными.
Во всяком случае в поисках «за истинным счастьем», о котором женщины слышат от своих более удачливых подруг, – «мятежные души» мятутся в стиле Вербицкой [70]. Каждый новый «интересный» дает надежду, что это, быть может, «он»… Его берут, но увы – опять ошибка… «Ключи счастья» не найдены… Мятежные души мятутся дальше и становятся все смелее. Они начинают презирать условности, классовую рознь, наследственные предрассудки и даже требования эстетики и чистоплотности…
И доходят до Распутина.
Разумеется, к этому времени они уже глубоко развращены, пройдя длинный путь великосветской проституции…
* * *– Была мама – очень красивая… Наташа – прелесть, хорошенькая, я… конечно, не хорошенькая…
– Прикажете противоречить?
– Не надо… Словом, нас было трое и Гришка…
– Где ж это было?
– Это было у отца протоиерея… Он очень хорошо служил, вроде как отец Кронштадтский… Нервно так, искренно… И вообще он был очень хороший человек… Ему часто говорили: «Отчего вы не позовете к себе Григория Ефимовича?» А он все не хотел и говорил, что им не о чем разговаривать… Наконец позвал… И вот мы тогда тоже были…
– И вы его видели?..
– Ну да, как же… за одним столом сидела…
– Какой же он?
– Он такой широкоплечий, рыжий, волосы жирные… лицо тоже широкое… Но глаза!.. они маленькие, маленькие, но какие!
– Неприятные?
– Ужасно неприятные… Неизвестно какие, не то коричневые, не то зеленые, но когда посмотришь – так неприятно, что даже сказать нельзя. И Наташа то же самое говорила… Она его еще раз видела в Александро-Невской лавре, он на нее так посмотрел, что она во второй раз побежала прикладываться… чтобы «очиститься»… А одет он шикарно, шелковая рубашка и все такое… На нем вроде как поддевка, и все особенное…
– Что же, он себя прилично держал?
– Вполне прилично. Он все разговаривал с батюшкой, все какие-то духовные разговоры… Но я вам вот что скажу… Есть такая М-анна…
– Русская?