Анна Франк. - Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944
Дискуссия на тему — съедать или нет запасы консервов — завершилась нашей победой.
На меня больше не налезают никакие туфли кроме высоких лыжных ботинок, но ходить в них дома очень неудобно. Соломенные сандалии за 6.50 я проносила всего неделю, и они совсем развалились. Может, Мип удастся достать что-то на черном рынке.
Мне надо подстричь папины волосы. Пим уверяет, что после войны ни за что не пойдет к другому парикмахеру, так он доволен моей работой. Вот только я часто прихватываю его ухо!
Анна.
Четверг, 18 марта 1943 г.
Милая Китти,
Турция вступила в войну. Все полны надежд. Ждем сообщений по радио.
Пятница, 19 марта 1943 г.
Дорогая Китти!
Уже спустя час на смену нашей радости пришло разочарование. Турция, оказывается, не вступила в войну. Министр сказал лишь, что пора выйти из нейтралитета. А продавец газет на площади Дам кричал вовсю: "Турция на стороне Англии!". Газеты, конечно, так и хватали у него из рук. Так этот радостный слух дошел и до нас.
Банкноты в тысячу гульденов объявили недействительными. Это большой удар для спекулянтов, нелегальных торговцев, а также тех, что скрывается.
Для размена тысячной купюры необходимо предъявить объяснение: как она попала в твои руки. Эти купюры можно использовать только для уплаты налогов, и то — лишь до конца недели. А со следующей недели аннулируются и банкноты в пятьсот гульденов. У "Гиз и K°" скопилось полно больших купюр с черного рынка, а налоги фирма давно уплатила вперед.
Для Дюсселя приобрели ручную бормашину, кажется, всем нам скоро предстоит серьезное обследование.
Дюссель совершенно безобразным образом игнорирует правила Убежища. Он посылает письма не только своей жене, но и ведет в свое удовольствие переписку с разными другими людьми. И при этом просит Марго исправлять его ошибки в голландском языке. Папа устроил Дюсселю строгий нагоняй и запретил Марго помогать ему. Кажется, переписка действительно прекратилась.
По радио передали разговор "фюрера всех немцев" с обычными солдатами.
Очень грустно было это слышать. Вопросы и ответы звучали примерно так.
— Мое имя Генрих Шеппель.
— Где был ранен?
— Под Сталинградом?
— Какое ранение?
— Отмороженные ноги и перелом левой руки.
Вот такой марионеточный спектакль по радио. Казалось, солдаты гордились своими ранами: чем серьезнее, тем лучше. Один — из-за того, что имел честь пожать руку вождю, не мог от умиления не произнести ни слова. Пусть будет рад, что сохранил свои руки!
Я случайно уронила мыло Дюсселя и потом еще наступила на него.
Попросила папу выплатить Дюсселю компенсацию, тот может позволить себе покупку мыла только раз в месяц.
Анна.
Четверг, 25 марта 1943 г.
Дорогая Китти!
Вчера вечером мы с мамой, папой и Марго уютно сидели вместе, как вдруг вошел Петер и что-то прошептал папе на ухо. Мне удалось различить "упала бочка на складе" и "кто-то возится за наружной дверью".
Марго, хоть и расслышала то же самое, пыталась меня успокоить: я испугалась безумно, и вероятно, побледнела, как мел. И вот мы втроем страшно нервничали в то время, как папа спустился с Петером вниз. Не прошло и двух минут, как к нам присоединилась госпожа ван Даан, которая до этого слушала внизу последние известия. Пим наказал ей выключить радио и как можно тише подняться наверх. А как пройти тихо по нашей скрипучей лестнице? Еще пять долгих минут, и явились Петер и Пим, белые от волнения: они, оказывается, все это время просидели под лестницей, но так больше ничего и не услышали.
Вдруг послышались два громких удара: как будто кто-то в доме хлопнул дверью. Пим мгновенно взбежал наверх, а Петер предупредил Дюсселя, и тот после долгой возни и канители, наконец, присоединился к нам. Все мы на цыпочках отправились на этаж выше, к комнате ван Даанов. Господин лежал в постели с простудой, и мы, выстроившись у его ложа, рассказали шепотом о наших опасениях. Каждый раз, когда больной кашлял, мне и госпоже ван Даан казалось, что мы умираем от страха. Наконец, кто-то сообразил дать больному кодеин, и кашель немедленно прекратился.
Снова ожидание, но ничто не нарушало тишины. Очевидно, воры рассчитывали, что дома никого нет, и услышав наши шаги, сбежали. Как назло, мы оставили радио включенным на английской волне и стулья вокруг него.
Теперь, если дежурные противовоздушной обороны заметят, что дверь взломана и вызовут полицию, неизвестно, чем это обернется для нас. И вот господин ван Даан встал с постели, натянул брюки, пиджак и шляпу и осторожно спустился вниз вслед за отцом, к ним присоединился и Петер. На всякий случай они вооружились тяжелым молотком. Дамы (включая меня и Марго) остались ждать наверху в томительном напряжении. Через пять минут мужчины вернулись вниз и сообщили, что в доме все спокойно. Все же решили из осторожности не включать краны и не спускать воду в туалете. А всем от волнения, разумеется, срочно туда потребовалось, можешь себе представить запах, оставшийся после наших посещений.
Беда приходит обычно не одна. Вот и сейчас так. Во-первых, часы с башни Вестерторен перестали бить, а это нас всегда так успокаивало. Во-вторых, господин Фоскейл ушел накануне раньше обычного, и мы не знали, передал ли он ключ Беп и не забыл ли закрыть дверь на замок.
Но несмотря на все сомнения, мы волновались уже меньше, ведь с четверти девятого (когда воры дали о себе знать) до половины одиннадцатого все было тихо. Мы вдруг сообразили, что вряд ли вор ранним вечером, когда еще светло и на улице есть прохожие, стал бы пытаться взломать дверь. Очевидно, шум донесся из соседнего склада, где еще велись работы. А из-за тонких стен и наших страхов мы вообразили себе всякие ужасы.
Все пошли спать, но сон не приходил. Мама, папа и господин Дюссель так и не сомкнули глаз, а я, если и спала, то совсем чуть-чуть. Сегодня утром мужчины спустились вниз, чтобы проверить входную дверь. Она была на замке, все в порядке!
Но происшедшее оставило тяжелый след. Мы, разумеется, рассказали обо всем в ярких красках всем нашим помощникам из конторы. Хорошо смеяться, когда все позади! Только Беп понимает нас по-настоящему.
Анна.
P.S. Туалет оказался забитым, папе пришлось палкой проталкивать его содержимое, включая рецепты консервов из клубнике (используемые нами в качестве туалетной бумаги). Палку он потом сжег.
Суббота, 27 марта 1943 г.
Дорогая Китти!
Стенографические курсы мы закончили и теперь упражняемся на скорость.
Какие мы все-таки молодцы! Снова расскажу о том, как я тут убиваю время, иными словами, стараюсь, чтобы дни прошли как можно скорее, и приблизился конец нашему подпольному существованию. Я обожаю мифы, особенно древние римские и греческие. Все считают это минутным увлечением, не может же девочка моего возраста всерьез интересоваться богами. Что ж, так я буду первой!
