Нелли Гореславская - Неизвестный Путин. Тайны личной жизни
Кроме того, специалисты высокого класса вели в институте занятия по культуре зарубежных стран, их обычаям, национальным особенностям и истории, а еще преподавали историю международных отношений, историю дипломатии, дипломатический протокол и дипломатическую практику. (Так что к роли президента страны Путин в этом плане оказался подготовлен гораздо лучше бывших партийных боссов Горбачева и Ельцина.) Помимо семинаров и лекций, было также много встреч с интересными людьми, которые прошли большую практическую школу, многое знали и умели, не раз побывали в различных экстремальных ситуациях. Однако основным предметом в Краснознаменном институте был все же иностранный язык, поскольку грош цена всем остальным знаниям и умениям разведчика, если, попав за границу, он не сможет объясниться с аборигенами, тем более понять иностранца, когда тот сообщает ему важные сведения.
А потом преподаватели составляли на своих воспитанников характеристики. Они и были главной оценкой всего обучения: хорошее заключение означало карьерный взлет, удовлетворительное — направление во второстепенные подразделения.
РАССМАТРИВАЛОСЬ ВСЕ…
Этот рассказ о высшей школе разведчиков хорошо дополняют воспоминания Михаила Фролова, полковника в отставке, преподавателя Краснознаменного института, который проработал там тридцать лет.
«Владимир Путин поступил ко мне из Ленинградского управления КГБ в звании майора. Я решил посмотреть его в роли старшины отделения. Старшина отделения в Краснознаменном институте — это не просто какое-то дежурное назначение. От старшины отделения многое зависит. Здесь нужны и организаторские способности, в определенной степени тактичность, деловитость. Мне показалось, что у Путина все это есть. Учился он ровно, без сбоев, не было никаких казусов, как не было повода усомниться в его честности и искренности. Я помню, что он приходил ко мне на доклад в костюме-тройке, несмотря на то, что на улице 30-градусная жара, и я сидел в рубашке с короткими рукавами. Он считал необходимым являться к руководителю вот так строго, в деловом костюме. Я даже в пример его ставил другим: «Вот посмотрите на товарища Платова!»
Там же не называли по настоящим фамилиям, поэтому Путин был не Путиным, а Платовым. Как правило, первую букву фамилии оставляли. Сам я, когда учился в разведшколе, назывался Филимоновым.
В Краснознаменном институте не только обучали правилам разведки и контрразведки. Львиная доля нашей деятельности состояла в изучении слушателя, его профессиональной пригодности, его личных качеств. Нам надо было определить в конце концов, годится ли слушатель для работы в разведке.
Обучение в нашем институте — своего рода испытательный полигон. Вот я, например, преподавал искусство разведки. Что это значит? Это умение входить в контакт с людьми, умение выбирать нужных нам людей, умение ставить вопросы, которые интересуют нашу страну и наше руководство, умение, если хотите, быть психологом. Поэтому нам приходилось изучить слушателя настолько, чтобы поручиться за него, как за свою правую руку. А в конце учебы на каждого выпускника мы писали характеристики, которые и определяли его судьбу.
Мы просили всех преподавателей, начиная от кафедры контрразведки и заканчивая кафедрой физкультуры, высказать на бумаге свое мнение о слушателях. Затем это все докладывалось руководителю учебного отделения, который уже сводил все вместе: свои собственные наблюдения с наблюдениями этих преподавателей, и писал развернутую, подробную характеристику.
…Рассматривалось все: и личные качества, и профессиональные. Мы закрывались на неделю, на две и сидели: писали, писали… В конце характеристики делали вывод о пригодности или непригодности выпускника для работы в разведке.
В качестве примера я могу сослаться на один печальный в определенной степени момент в своей деятельности. У меня был слушатель, который наши оперативные задачи решал, как семечки щелкал. Иногда создавалось впечатление, что он знает решение заранее. Его четкий аналитический ум позволял ему находить хорошие решения.
Но в то же время само по себе умение решать оперативные задачи не являлось приоритетным. Под конец его обучения я написал на него характеристику, которая препятствовала выпускнику работать в разведке. Сыграли роль его личные качества — карьеризм и неискренность по отношению к товарищам.
Для этого слушателя было как гром с ясного неба, когда он прочитал характеристику, хотя в общем-то и положительную, но закрывавшую ему путь в резидентуру.
Я сам работал в резидентурах и потому прекрасно представлял себе, что может быть, когда там окажется такой сотрудник. Он всех перессорит, создаст нервозную и вредную обстановку, которая не позволит нормально работать.
Поэтому я должен был написать об этом в характеристике.
Вот про Владимира Владимировича не могу сказать, что он карьерист. Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством. Но я помню, что указал в качестве негативных сторон в его деятельности некоторую академичность. Я не имею в виду, что был он сухарь. Нет, он был остроумный, за словом в карман не лез.
Дальнейшее использование каждого слушателя определяла очень высокая выпускная комиссия. Она вызывала выпускника пред свои светлые очи и, зачитав его характеристику, определяла, в какое подразделение КГБ он направляется.
В результате обучения Владимир Владимирович был закреплен за представительством КГБ в ГДР».
Сам он тоже понял сразу, что его готовят для работы в Германии — иначе зачем такое усиленное обучение немецкому языку? Непонятно было только одно — в ГДР или ФРГ придется работать?
Для того чтобы поехать в ФРГ, надо было поработать в соответствующем отделе центрального аппарата. Полтора, два, три года… у всех по-разному. А второй вариант — сразу же поехать в ГДР. Для себя Владимир Владимирович решил, что лучше поедет сразу. В ГДР так в ГДР.
ЗАГРАНИЦА
ДОЧКУ БУДУТ ЗВАТЬ… МАШЕЙ
В это время он уже был женат. Чем же занималась Людмила, когда ее муж повышал свою разведческую квалификацию?
Она, как мы помним, в то время училась в университете, на испанском отделении, а еще три раза в неделю ходила на курсы машинописи. С какой стати ей вдруг вздумалось учиться машинописи? Вздумалось не ей, а ему, Владимиру Владимировичу, который решил, что такое умение всегда пригодится. А Людмила, как она говорит, просто взяла под козырек. Впрочем, она была уверена в его правоте. Также по его совету она выбрала для изучения в качестве основного испанский язык.
