Владимир Лучанинов - Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции
– Дети, кто-нибудь из вас принимал участие в приготовлении пасхальных яиц?
– Нет, – отвечали мы, хотя, абсолютное большинство участие принимали.
Знаменательный случай в моей жизни произошел, когда я впервые сделал копию лица
Христа с рисунка Дюрера[42]. Это линейный рисунок тушью, я делал на бумаге точную копию. Мне тогда было пятнадцать лет. Через несколько дней в Сухуми прошел сильнейший ливень, вся моя комната была в воде: стены, занавески, мой стол, мои книги, а рисунок был совершенно сухим. Я воспринял это как чудо.
Духовная интуиция действовала во мне. Наша школа находилась недалеко от кафедрального собора, и почти каждый день я проходил мимо. Часто видел священников, не знал, кто они, но чувствовал, что они могут дать мне что-то очень важное. Однако смелости подойти к ним не хватало – вдруг это невежливо, думал я. А священниками этими были схиархимандрит Серафим (Романцов) и другие монахи и монахини Сухумской пустыни. Это святые люди, одухотворявшие православную жизнь не только одной Грузии, но и всего Советского Союза. К отцу Серафиму приезжало много людей, среди них были молитвенники и старцы, схиархимандрит Андроник (Лукаш), архимандрит Таврион (Батозский) [43]. Сейчас я сожалею, что, будучи школьником, а потом и студентом, хоть и имел почтительное отношение к Церкви, но держался от нее на расстоянии.
Такая позиция вообще была характерна для жителей Сухуми. Никто не думал о том, что нужно ходить в церковь, но когда наш абхазский митрополит Илья стал Католикосом, обсуждали в Сухуми это событие буквально все, весь город, как умел, молился, весь город по-детски радовался. И я тоже, – впрочем, не понимая, в чем разница между митрополитом и католикосом. Но в своем непонимании я был не одинок, многие думали, что Католикос Илья – это фамилия и имя. Но все чувствовали, что случилось что-то очень важное.
Когда я служил в армии, я тяжело переносил разлуку с домом, с мамой и любимым городом Сухуми. В первые месяцы службы в нашем полку был случай самоубийства одного солдата. Неожиданно после этого и у меня начали вертеться в мозгу подобные мысли. «Тебе тяжело, возьми, кончи жизнь одним выстрелом, – говорил во мне некто, – все закончится, и тебе уже будет хорошо». И тогда я вспомнил о маме. Как переживет это мама в Сухуми, как она будет плакать у моего гроба, подумал я, она не переживет, ведь она меня ждет возмужавшего, здорового. Я почувствовал ответственность, стал злиться на себя. Как я мог допустить такие мысли! И какая-то невидимая сила будто отошла от меня. Как радостно мне стало, даже командиров полюбил, а подмосковный поселок Ашукино, где была наша часть, – тем более. Перед сном я, как всегда, перекрестился в армейской кровати и поблагодарил Господа. Больше эти мысли мне никогда не приходили на ум. Никогда.
Прощание с «американской мечтой»
Наверное, есть два пути обращения к Богу. Первый – через сильное потрясение, чудо или мощную скорбь, а второй – без потрясений и чудес, через поиск. Мое обращение было простым и естественным. Я хотел стать великим архитектором, мечтал уехать в Америку, достигнуть славы. Между прочим, я и в храм заходил, ставил свечи и просил: «Господи, отпусти меня в Америку! Господи, дай мне американскую жену, чтобы я стал гражданином США!» Эту мою незамысловатую молитву знали все друзья и однокурсники по Художественной академии. Я даже один раз в шутку сказал маме: «Мама, я так хочу в Америку, что согласен жениться на негритянке». Ее чуть инфаркт не хватил: любимый сын, архитектор, и вдруг – невестка-негритянка!
Я окончил Академию, проработал год по специальности и понял, что не смогу найти счастья и радости, будучи архитектором. Стало очевидно, что все мои мечты слишком обыденные, а счастье, к которому я стремлюсь, находится в другом мире, и его нужно еще найти. Тогда же пришло твердое убеждение, что обязательно нужно остаться в Грузии. А это были годы перестройки, все советское открыто называлось ошибочным, все ждали новой жизни, и действительно, появлялись возможности уехать заграницу.
И когда я понял, что нельзя уезжать из Грузии, мне посчастливилось прочитать житие преподобного Серафима Саровского, которое меня перевернуло. Поскольку я человек такого склада характера, что решения принимаю быстро, то в скором времени стал просить Бога: «Господи, дай мне возможность и право стать монахом!»
Всем сердцем я повернулся в сторону Церкви, потому что увидел в ней покой, увидел настоящую любовь. Пришло понимание, что в монашестве я найду то самое счастье, о котором все время мечтал, найду настоящий рай. И что очень важно, путь к постригу и рукоположению совершился для меня благоприятно во многом потому, что я сумел пройти экзамен неосуждения. Вот как это было: знакомые приносили мне статьи, где говорилось, что большинство представителей духовенства – это агенты КГБ, где писали о нечестивой жизни некоторых священнослужителей и монахов, факты замешивались на лжесвидетельствах… В общем, на меня посыпался весь мусор, который отвращает людей от Церкви. Слава Богу, я прошел этот трудный экзамен, потому что помнил детское материнское благословение никогда не осуждать Церковь и священников.
А в 1991 году я познакомился с настоящими монахами. Меня пригласил в свой монастырь архимандрит Иов (Акиашвили), сейчас он митрополит Урбнисский и Руисский. Это был мой первый наставник, он благословил меня остаться в монастыре.
– Может, мне не пытаться, возможно, я не смогу идти этим путем?
– Думаю, ты должен быть монахом, – сказал он тогда.
Так произошло мое прощание с иллюзиями, а я был не просто мечтателем, а проповедником «американской мечты». И сегодня, когда я вижу молодых, рьяно проповедующих какие-то очередные сомнительные политические ценности, всегда вспоминаю свою юношескую наивность. Православному человеку всегда нужно брать из разных систем и культур именно то, что полезно его духу. Глупо обожествлять государство или народ, но не менее глупо делать из них чудовище или пугало. Каждое государство и каждый народ имеют как плюсы, так и минусы.
Люди особых духовных даров
У меня есть уверенность, что когда мальчиком я проходил или пробегал мимо Сухумского собора, меня благословил старец схиархимандрит Серафим (Романцов). Быть может, увидел бегущего, улыбающегося мальчугана с большим портфелем, от сердца помолился обо мне. Я чувствую его благословение. Наверное, то, что я пришел в Церковь именно через жизнеописание преподобного Серафима Саровского, связано с этим, ведь схиархимандрит Серафим носил свое имя в честь этого великого преподобного. И через их любовь и молитвы и мне в монашестве дали имя в честь преподобного Серафима Саровского.