Андре Агасси - Откровенно. Автобиография
— В следующий раз, когда ты поедешь на национальный турнир, если отец предложит тебе таблетки, не ешь их.
— Он уже дает мне экседрин, заставляет принимать его перед матчем, потому что в нем полно кофеина.
— Да, я знаю. Но я говорю о других таблетках. Те — тонкие, белые и круглые. Не ешь их. Делай, что хочешь, только не ешь.
— А что, если отец меня заставит? Я же не смогу с ним спорить.
— Да, конечно. Хорошо, дай мне подумать.
Фили закрывает глаза. Я вижу, как кровь приливает к его голове, как его лицо багровеет.
— Я придумал, — наконец говорит он. — Если тебе придется глотать эти таблетки, если он заставит тебя, играй как можно хуже. Нарочно проиграй. А потом скажи ему, что тебя всю игру трясло и ты не мог сконцентрироваться.
— Ладно. А что это за таблетки?
— Это колеса.
— Что?
— Наркотики. Накачивают тебя энергией. Я знаю, он хочет попробовать тебе их подсунуть.
— Откуда ты знаешь?
— Он их мне давал.
Действительно, на национальном турнире в Чикаго отец дает мне таблетку. Протяни руку, говорит он. Это тебя поддержит. Выпей.
Он кладет таблетку мне на ладонь. Тоненькую, белую, круглую.
Я глотаю ее. Чувствую себя прекрасно, все как обычно. Но приходится притвориться, что мне не по себе. Противник старше меня, но, хотя он не представляет для меня проблемы, я поддаюсь, изо всех сил тяну время, проигрываю несколько геймов. Я делаю вид, что мне чертовски трудно играть, гораздо труднее, чем на самом деле. Уходя с корта, я говорю отцу, что плохо себя чувствую и, кажется, сейчас упаду в обморок. Он выглядит виноватым.
«Ладно, — говорит он, проводя рукой по лицу, — ничего не получилось. Больше не будем это пробовать».
Когда турнир заканчивается, я звоню Фили и рассказываю о таблетке.
— Черт возьми! — говорит Фили. — Я так и знал!
— Я сделал, как ты мне велел, и у меня все получилось.
В голосе брата я слышу ноты, которые хотел бы слышать в голосе отца. Он гордится мной, но в то же время боится за меня. Вернувшись домой, я крепко обнимаю его, и первую мою ночь дома мы проводим, перешептываясь через белую линию и празднуя одну из наших нечастых побед над отцом.
Через некоторое время вновь играю с противником старше меня и побеждаю. Это тренировочный матч, ничего особенного, и играю я гораздо лучше соперника, — но поддаюсь, теряю очки, делаю вид, что игра для меня складывается гораздо тяжелее, чем на самом деле, — так же, как в Чикаго. Уходя с корта номер семь в Кембриджском клубе — того самого, где я обыграл мистера Брауна, — чувствую себя опустошенным, потому что мой соперник выглядит совершенно потерянно. Я ненавижу проигрывать, но сейчас ненавижу и выигрывать тоже: ведь побежденный противник — Фили. Доказывает ли это чувство опустошенности, что у меня нет бойцовского духа? Печальный, смущенный, я мечтаю найти того парня, Руди, или другого Руди, которого знал до него, и спросить у них, что все это значит.
4
Я УЧАСТВУЮ В ТУРНИРЕ, который проходит в загородном клубе Лас-Вегаса, веду борьбу за право выйти в чемпионат штата. Мой противник — Роди Паркс. Первое, что я замечаю: у этого парня тоже необыкновенный отец. У мистера Паркса на пальце — кольцо с огромной каплей янтаря с застывшим внутри муравьем. Перед матчем я спрашиваю его про кольцо.
— Понимаешь ли, Андре, когда весь мир сгорит в ядерном пожаре, выжить сумеют лишь муравьи. Вот я и хочу, чтобы моя душа переселилась в одного из них.
Роди тринадцать, на два года больше, чем мне. Он крупный для своих лет, с короткой военной стрижкой. Но я могу победить его. Очень быстро отмечаю пробелы и слабые места в его игре. Тем не менее он ухитряется как-то компенсировать их, не дает слабины. И выигрывает первый сет.
Я велю себе забыть об этом, продолжать борьбу. Второй сет за мной.
Теперь я стараюсь, играю умнее, быстрее. Чувствую, что финал близок. Роди мой, он уже готов. Что это вообще за имя такое — Роди? Однако я проигрываю несколько очков, и вот уже мой соперник победно вскидывает руки над головой. Он выиграл третий сет 7–5, и победа в матче — его. Я выглядываю на трибунах отца и вижу: он расстроен. Не зол — расстроен. Я тоже расстроен, но, черт возьми, я еще и очень зол, переполнен отвращением к самому себе. Жаль, что я не муравей, застывший в янтарном кольце мистера Паркса.
Складывая сумку, ругаю себя последними словами. Неожиданно подошедший мальчишка прерывает мои напыщенные тирады:
— Слушай, — говорит он. — Да не переживай ты так. Просто сегодня был не твой лучший матч.
Я поднимаю глаза. Мальчишка немного старше меня и на голову выше. Выражение его лица мне не нравится. В нем есть что-то странное. Нос и рот на нем не симметричны. И, в довершение, он одет в яркую рубашку с изображением человечка, который играет в поло. Да пошел бы он!..
— Ты что за чудо в перьях? — спрашиваю я.
— Перри Роджерс.
Я вновь отворачиваюсь к своей сумке.
Но он, кажется, не понимает намеков. Он продолжает разглагольствовать о том, что сегодня была не самая удачная моя игра, что я гораздо лучше Роди, что в следующий раз я обязательно его побью… и прочие благоглупости. Понимаю, что он просто хочет быть вежливым, — но он несет свою чушь с видом всезнайки, эдакого Бьорна Борга-младшего. Так что я просто игнорирую его. Последнее, что мне сейчас нужно, это утешительная речь, еще более бессмысленная, чем утешительный приз, особенно если ее произносит идиот, на груди у которого играет в поло нарисованный человечек. Закинув сумку на плечо, я говорю ему:
— Ты ни хрена не понимаешь в теннисе!
Потом меня грызет раскаяние. Не стоило быть с ним таким грубым. Тем более, как я выяснил, этот парень играет в теннис и даже участвует в том же самом турнире. Я узнаю и еще кое-что: говорят, он втюрился в мою сестру Тами, и это явно было главной причиной, заставившей его утешать меня. Он просто пытался сблизиться с ней.
Но если я чувствую себя виноватым, то Перри оскорблен до глубины души. Мне советуют быть настороже: среди подростков Лас-Вегаса идет слух, что Перри жаждет мщения. Он рассказывает всем и каждому, что я оскорбил его и при следующей встрече собирается надрать мне задницу.
НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ ТАМИ сообщает мне, что ее друзья, все старшие ребята, собираются в кино на фильм ужасов. Не хочу ли я составить компанию?
— А тот парень, Перри, идет?
— Может быть.
— Тогда я пойду.
Я люблю фильмы ужасов. Кроме того, у меня есть план.
Мама отвозит нас в кинотеатр заранее, у нас есть время купить попкорна и лакричных конфет и занять отличные места. Я всегда сижу в самом центре среднего ряда: это лучшие места в зале. Усаживаю Тами слева от себя, оставляя кресло справа свободным. Разумеется, вскоре появляется Перри собственной персоной. Я вскакиваю, машу рукой: «Сюда, Перри! Сюда!»
