Изольда Иванова - «Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии
В это время войска 2-й УА уже переправлялись через Волхов. Наконец настал и наш черед. Поставив пулеметы на лыжи, мы по льду перешли реку и выдвинулись на опушку леса между Любиным Полем и Мостками. Пульрота заняла позицию на обочине шоссе Чудово — Новгород. К нам прибыл командир артдивизиона старший лейтенант Байгарин и предупредил, что мы должны открыть огонь после артподготовки, когда в бой пойдет пехота.
Еще не рассеялся туман, как заговорила артиллерия. Она посылала свои «гостинцы» к проволочным заграждениям переднего края врага. Из леса, как комья снега, выскочили наши автоматчики в маскхалатах. Вслед за огневым валом они летели на лыжах вперед. Взвилась красная ракета — сигнал пехоте и нам. Застрочили наши пулеметы, и сразу ожили огневые точки противника. Артиллерия перенесла свой огонь на село, откуда били немецкие пулеметы.
Пехота пошла в атаку. 532-й полк выбивал фрицев из Мостков, а 468-й штурмовал Любино Поле. Немцы убегали по шоссе в сторону Спасской Полисти и от Мостков в лес. Их преследовала наша пехота. Вслед за пехотой пошла и наша пульрота. На окраине Мостков находился блиндаж, который мы забросали гранатами и заняли. В нем оказалось три пулемета, один из них — крупнокалиберный.
Продвинувшись вместе с пехотой на 2–3 км, мы уничтожили немецкий полевой госпиталь, а дальше наше наступление захлебнулось. Мы зашли в болотистый лес и продвинулись еще на пару километров. Тут к нам прибежали двое бойцов из 2-го эшелона с известием, что немцы вновь заняли Мостки и Любино Поле, отрезав нас от тылов.
Стемнело. Тихо, слышно лишь, как потрескивают на морозе ели. Вдруг голоса: «Рус, сдавайсь! Сдавайтесь по-хорошему, вам будет сохранена жизнь!»
Затем зазвучали знакомые мелодии: «Яблочко», «Страдания», «Катюша», «Полюшко-поле» и т. д. И снова слова: «Сдавайтесь! Ваше положение безвыходно. Вокруг вас — надежное кольцо!»
Заняв круговую оборону, мы расположились у стволов сосен и молча слушали эту агитацию. Комполка Кухарев задумчиво прохаживался. Внешне он напоминал В. И. Чапаева из одноименного фильма, часто шутил с бойцами. Неожиданно полковник подошел к нашей пульроте.
— Ну, шо, хлопцы, надулись? Будэмо здаватысь али як?
Как по команде, мы ответили хором:
— Нет, товарищ полковник, будем умирать, но не сдадимся!
— Вот и я так думаю. А ну, Костик, — обратился он ко мне, — где твоя хромка? Сыграй им погромче гопака, пускай послухают нашу музыку!
Я взял гармонь, нажал на клавиши, и по лесу эхом покатился задорный мотив. Комполка ударил себя ладонями по коленям и понесся между соснами в пляс, на ходу придумывая слова:
Ой, гоп-гопака,
Фрицу дали драпака,
Ничего, что мы в кольце —
Отдохнем в лесном яйце.
Хватит в рупор нам орать,
Да и песенки играть!
Нас измором не возьмешь,
Зря ты, сволочь, там орешь!
Мы немного посидим,
Отдохнем — еще дадим.
Будет все в порядке —
Драпанете без оглядки.
Агитировать не нужно,
Мы живем все очень дружно.
Вам играем гопака,
Скоро скажем вам: «Пока!»
Наше лесное «яйцо» представляло собой мешок 2×3 км. Мы просидели в нем ровно четверо суток. Огня немцы почему-то не вели. Радист безуспешно вызывал своих: село питание. И вдруг закричал:
— Товарищ полковник, отозвались!
Полковник Кухарев успел лишь сообщить квадрат, где мы находимся, и связь оборвалась.
Положение наше было незавидное. Все запасы продовольствия давно съели, стали варить кору и сыромятные ремешки. А ночью над нами появился «кукурузник»[38] и сбросил мешки с сухарями, сахаром и копченой рыбой. Мы ожили.
Утром по радио немецкий «русак» нас категорически предупредил: «Если по-хорошему не сдадитесь — смешаем вас с землей. Завтра в 10.00 по московскому времени на вас посыплются тонны бомб и снарядов и никого не оставят в живых. Хайль Гитлер!» Радио смолкло. Песен для нас фрицы уже не играли.
Комполка подозвал к себе командиров (среди них я узнал старшего лейтенанта Байгарина) и отдал им какое-то распоряжение. Артиллеристы и минометчики вместе с пехотинцами стали зарывать в землю то, что нельзя было взять с собой: готовился выход из «мешка».
Потом полковник Кухарев подошел к нашей роте и спросил:
— Ну, что, слыхали «русака»?
Я сказал:
— Грозно, падлы, предупредили и сразу замолчали…
— Так скилькы ж можно агитировать? — проговорил полковник и снова спросил: — Так что, хлопцы, будэмо здаватысь чи ни?
Радистка всхлипнула:
— Да что вы, товарищ полковник?
— Вот и я думаю, шо нэ будэмо. Костик, — обернулся он ко мне, — ты первый проходил со своими ребятами левее села, где у немцев была огневая точка. Зря не подорвали пулеметы в блиндаже. Теперь там снова засели фрицы и не пропускают нас. Скажи, можно ли в том месте перейти дорогу? Тикать нам трэба сегодни — завтра будэ пиздно…
Командир похлопал меня по плечу и решительно сказал:
— Ну, вот шо, бери себе ребят и действуй — открывай путь на выход: он лежит через той блиндаж…
Я ответил, что возьму тех, кто сам пожелает идти со мной. Дорога предстояла нелегкая: бурелом, воронки, немцы рядом… Вызвались двенадцать бойцов и радистка с санитаркой.
С наступлением темноты мы двинулись к шоссе. То и дело натыкались на поваленные снарядами деревья, обходили завалы и наконец увидели сквозь кусты белоснежную дорогу. За ней тянулся слабый луч света из блиндажа, пахло дымом. Огневая точка казалась мертвой.
Раздумывать было некогда, и я скомандовал разведчику Васильеву отойти по кювету метров на тридцать и выстрелить по блиндажу из карабина. Если ответят — сменить позицию и дать автоматную очередь.
Вправо я послал разведчика Литасова, предупредив стрелять лишь в том случае, если увидит живую цель. Остальные расположились перед дорогой напротив блиндажа. Через семь минут послышалась короткая автоматная очередь. Но ведь выстрела из карабина не было?
Я послал к Васильеву санитарку. Оказалось, что он увидел вышедшего из блиндажа немца и прибрал его, как говорится к рукам. Блиндаж тотчас оживился: из него градом полетели трассирующие пули, но Васильев уже сменил позицию и ударил по блиндажу из ПТР. Видимо, попал в амбразуру, так как пулемет замолчал.
Через связного я передал команду Литасову открыть огонь по блиндажу сначала из винтовки, потом из автомата, что и было сделано. Немецкий пулемет молчал. Мы тоже не стреляли, не отрывая взглядов от блиндажа.
Неожиданно из амбразуры по Васильеву ударил автоматный огонь. Он ответил тем же, даже сделал выстрел из ротного миномета, но мина разорвалась за блиндажом.
