Борис Минаев - Ельцин
Когда он, страстно поверив в перестройку, говорил и писал Горбачеву о том, что вокруг него сидят люди, лишь имитирующие преданность новым идеям, он не хотел принимать данность и неизбежность традиций, обычаев, существовавших в политбюро и в партии в целом.
Для него этой данности и этой неизбежности не существовало.
Поэтому все свои крупнейшие радикальные реформы — политического строя, государственности, экономики — он проводил с фанатичной убежденностью в том, что изменения к лучшему возможны, главное — ввести новые правила, новый порядок, новые основы и им строго подчиняться, строго выполнять новый закон. Очень ждал, когда наступит 1997 год. Год, когда этот новый закон, эти новые правила могли быть, по его мнению, беспрепятственно, легко воплощены в государственную жизнь.
Весной 1997 года в правительстве появились сразу два новых первых вице-премьера.
Один из них, Анатолий Чубайс, пришел в правительство уже не в первый раз.
Другим «первым» вице-премьером стал нижегородский губернатор Борис Немцов.
Известно, что Немцов категорически отказывался переезжать в Москву. Он был популярным губернатором и в то же время — искренним демократом. Молодым, умным, перспективным политиком. Немцов не без оснований считал, что его время для «большого старта» еще не пришло, что ему нужно набрать дополнительный политический вес и главное — дождаться нужного момента. Вполне вероятно, что в таком случае он смог бы стать серьезным кандидатом на президентских выборах 2000 года.
В начале 96-го к нему в Нижний приехал, как мы помним, Егор Гайдар — уговаривать стать «единым кандидатом от демократических сил» на президентских выборах. Это было достаточно жесткое давление, но тогда Немцов благоразумно отказался.
Решение, как считали ближайшие помощники Ельцина — Анатолий Чубайс, Татьяна Дьяченко, Валентин Юмашев, — нужно принимать немедленно. Поджимали сроки: указ президента о формировании нового состава правительства уже подготовлен, на нем уже стояла дата, а согласия Немцова так и не было. Немцов и в этот раз упрямо отказывался. Он ни за что не хотел ехать в Москву, покидать пост губернатора. Поэтому Таня ночью села в машину и рано утром была в кабинете Немцова в Нижегородском кремле. Из этого следовало, насколько я понимаю логику тех событий, что предложение войти в правительство Немцов получил от самого Ельцина — в данном случае отказаться уже трудно.
В Москве Немцов, который и раньше поддерживал с президентом особые, доверительные и теплые отношения, слегка сдобренные иронией и ельцинскими «подначками», почувствовал себя не просто новым вице-премьером, а человеком, которому, возможно, уготована особая роль.
Вот как он сам описывает эту ситуацию:
«В 1997 году президент Ельцин предложил мне стать первым вице-премьером. Я приехал в Москву и поселился на даче в Архангельском. Постоянного собственного жилья не предвиделось, и чувствовал я себя в Москве, как в долгосрочной командировке…
Борис Николаевич несколько раз интересовался моими бытовыми условиями и социальным статусом. Он настаивал, что вице-премьер не может быть бомжом. Своим указом (распоряжением, если говорить точно. — Б. М.) президент выделил мне квартиру по адресу: Садовая-Кудринская улица, дом 19.
…С московской пропиской произошла еще более фантастическая история. Ельцин примерно через месяц после моего назначения в правительство поинтересовался, прописался ли я. Удивительно, но моими бытовыми вопросами действительно занимался президент России. Только представьте на секундочку уровень внимания президента к своему ближайшему окружению. Например, Борис Николаевич поручил своей дочери подыскать школу для Жанны (дочери Немцова. — Б. М.), и Татьяна Дьяченко действительно помогла найти школу № 20 на Патриарших прудах.
Ельцин интересовался каждой мелочью в моей жизни. Что ж, я приехал в Москву в 37 лет — ни коня, ни воза…»
Здесь, наверное, надо сделать маленькое уточнение. В Москве у Немцова, увы, семейная жизнь не сложилась. Как он сам пишет в своих мемуарах, «оставил квартиру жене Рае и дочери Жанне». И уточняет: «Но это детали». Да, детали, но важные.
«И все-таки о прописке, — продолжает Немцов. — Ельцин как-то мне говорит: “Понимаете, пока вы не прописаны, у вас нет страховки, ребенок не может ходить в поликлинику, жена тоже, милиционеры проверят документы — еще из города выдворят, в обезьянник посадят. Это жизнь, поэтому прописаться обязательно надо”.
Я написал письмо Лужкову с просьбой предоставить московскую прописку. Ответа от Юрия Михайловича нет месяц, два, три… Самому звонить мэру и просить как-то неловко…
По какому-то вопросу прихожу на доклад к президенту. Поговорили, всё нормально — пьем чай, разговариваем за жизнь. Вдруг он спрашивает: “Вас прописали?” Я отвечаю: “Нет”. Он сразу: “Да это беспредел! Что за страна, где первый вице-премьер — бомж!” Тут же при мне снимает трубку и просит соединить с Лужковым.
Буквально через несколько секунд… прозвучал текст, который я никогда не забуду: “Юрий Михайлович, мелковато вы себя ведете”. И повесил трубку. Утром следующего дня в девять часов утра на моем рабочем столе лежало распоряжение мэра Москвы Лужкова о прописке гражданина Немцова в российской столице».
Узнав, кто сидит в кабинете Ельцина, Лужков всё понял.
История с пропиской — лишь маленькая деталь, которая подчеркивает, что Ельцин действительно собирал новую команду, это было его правительство. В то время в Белый дом пришло поколение сорокалетних: мэр Самары Олег Сысуев, Максим Бойко и многие другие (в этот момент перешел в правительство из администрации президента будущий министр финансов в правительстве Путина Алексей Кудрин). Ельцин брал их как бы «на вырост», рассчитывая, что все они проработают очень долго.
Вместе они должны были сдвинуть не только ситуацию в экономике. Задача ставилась Ельциным куда крупнее. Укрепить, усилить роль государства — вот к чему он так настойчиво стремился в эти первые месяцы 1997 года, когда казалось, что цель близка.
Дело в том, что в целом в экономической ситуации к 1997 году произошли реальные сдвиги. Прекратился спад производства, стабилизировалась национальная валюта. И самое главное — в стране медленно, но верно начал расти средний класс: и своя машина, и новая квартира, и частная школа, и поездки за границу перестали быть привилегией только «новых русских». Это были уже новые «новые русские»: мелкие бизнесмены, менеджеры, служащие, «белые воротнички», то есть люди, скромные доходы которых начали неуклонно расти. Однако структура этих доходов не вписывалась ни в какие общемировые стандарты.
