Федор Раззаков - Нежность
Первая любовь пришла к Чурсиной на Дальнем Востоке, куда она переехала вместе с родителями (ее папа был военным) из Батуми. Вот как об этом вспоминает сама актриса:
«Когда мы переехали на Дальний Восток, я стала учиться в смешанной школе. И, естественно, тут же влюбилась. Кроме моего роста (177 см), у меня были комплексы еще и по поводу большого размера ноги. Поэтому туфли мне покупали на два размера меньше. Когда я выходила к доске, от боли мозги «в узел завязывались»! В моем классе учился мальчик по фамилии Шипов, отличник, математик. Я сидела наискосок от него и все время рисовала его профиль. (Кстати, в школьных коридорах висели портреты в моем исполнении – от Архимеда до Сталина.) Шипов был единственным высоким парнем в классе, и это сыграло роковую роль.
На одном из школьных вечеров, на которых я обычно подпирала стенки, объявили белый танец. Я заплетающейся походкой подошла к Шипову и почему-то произнесла: «Можно пригласить вас танцевать?» От этого «вас» он, по-моему, чуть чувств не лишился. Страшно смущаясь, мы молча прошаркали вальс и, как только танец закончился, разбежались в разные стороны. Я долго переживала свой позор и однажды на перемене сказала ему: «Ты меня извини, я пошутила. Ты есть «ты»!» И все как рукой сняло…»
В 1959 году Чурсина поступила в Театральное училище имени Щукина. Она считалась там одной из самых красивых студенток. За ней тогда пытались ухлестывать многие ребята, но она выбрала… преподавателя. Это был будущий «товарищ Саахов» – актер Владимир Этуш. На втором курсе он репетировал со студентами чеховскую «Ведьму», где Людмила играла главную роль. И во время репетиций у них завязался трогательный роман. Правда, длился он недолго и прекратился так же внезапно, как и начался.
В 1963 году Чурсина, окончив училище, попала в труппу Театра имени Вахтангова. Но проработала там недолго – всего два года. Причем ушла оттуда скорее по личной причине, чем по творческой. Дело в том, что в 1964 году она снималась в картине «Донская повесть» у 39-летнего режиссера Владимира Фетина и… влюбилась в него.
Вспоминает Л. Чурсина: «В процессе съемок я неожиданно поняла, что влюблена в режиссера. Я сразу же обратила внимание на его руки – удивительно талантливые. А руки – продолжение души. Фетин был старше меня на семнадцать лет, он стал знаменитым после фильмов «Жеребенок» и «Полосатый рейс». Володя с Евгением Леоновым и вторым режиссером жили по соседству с домом моей хозяйки. Я частенько через изгородь пролезала к ним во двор, мы репетировали завтрашнюю сцену или просто сумерничали. К концу фильма я вдруг стала замечать, что бледнею, когда режиссер дотрагивается до моей руки, и изо всех сил старалась не выдавать своих чувств окружающим. Но это с каждым днем становилось все труднее. Когда мы озвучивали картину на «Ленфильме», куда я приезжала из Москвы, вдруг поняла, что тоже не безразлична Фетину. Мы по нескольку раз в день писали друг другу письма, несмотря на то что виделись очень часто.
К тому времени я уже была принята в труппу Театра имени Вахтангова, и нам с актрисой Эллой Шашковой, будущей киношной женой Штирлица, выделили в общежитии одну комнату на двоих. Все складывалось как нельзя лучше. Пришел первый успех, а с ним и первая любовь. Мы с Володей решили пожениться после фестиваля в Индии, куда нас отправили с «Донской повестью» (в 1965 году. – Ф.Р.). Принимающая сторона, узнав, что мы жених и невеста, предложила совершить красочный обряд бракосочетания в Непале или в Дели. Как же мне хотелось проехаться, как индийские невесты, в гирлянде экзотических цветов, на спине слона! Но наше руководство самовольничать не разрешило…
Расписались мы с Фетиным в районном ЗАГСе в Москве. Элла Шашкова была нашей единственной свидетельницей. В тот же вечер Володя уехал домой в Ленинград. Мы долго обдумывали, кому из нас переезжать, и в конце концов на переезд решилась я, несмотря на то что уже начала репетировать в Вахтанговском театре леди Анну.
Своего жилья у Фетина не было, хотя он уже десять лет работал на «Ленфильме». Квартиру он оставил прежней жене. На первое время нас приютила семья звукооператора Шаргородского, выделив угол в своей квартире. Потом нам дали комнату в коммуналке. Это был праздник! Мебели у нас, естественно, никакой не было, поэтому мы очень обрадовались подарку – нам торжественно вручили реквизит с киностудии: обгрызенную львами и тиграми кровать из «Полосатого рейса» и ими же поцарапанный стол…»
После триумфа «Донской повести» на Чурсину буквально со всех сторон посыпались предложения от разных режиссеров, но она всем отказывала. Сама актриса уверяет, что сделала это под влиянием творческих причин: не хотела повторять сыгранное в «Повести». На самом деле причина, видимо, была в другом: это Фетин не хотел отпускать жену-красавицу от себя, предполагая снимать супругу исключительно в своих картинах. Но новую постановку ему долго не давали. Когда ждать стало уже невыносимо, Чурсина вернулась в кинематограф: сыграла эпизодическую роль Инки-эстонки в детективе «Два билета на дневной сеанс» (1967). Затем были роли в фильмах «Щит и меч» и «Весна на Одере» (оба – 1968). В год выхода на экран последних приступил к своей очередной картине и Фетин. Фильм назывался «Виринея», и главная роль в нем, естественно, досталась Чурсиной.
В 70-е годы Людмила сыграла целый ряд заметных ролей, которые вознесли ее на самую вершину кинематографического Олимпа. Что касается участия в фильмах собственного мужа, то их в те годы было всего два: «Любовь Яровая» (1970) и «Открытая книга»(1974). После этого звездная пара распалась. Во многом из-за Фетина, который пристрастился к «зеленому змию».
Вот как об этом вспоминает Л. Чурсина: «Выменяв наконец чудную квартиру на Кировском проспекте, я занялась ее обустройством. Целый год шел ремонт, я вложила в него все деньги от съемок в трех картинах. Казалось, что в уютном новом доме все будет иначе, все изменится к лучшему… Но наших с Фетиным отношений это не спасло.
В жизни Володя был добрым, мягким и порядочным человеком. Но он частенько перебирал лишнего, и было очень обидно за него, особенно когда это замечала моя мама… Я даже сама пыталась пить вместе с Володей – хотелось напугать его, пробудить в нем ответственность. Все напрасно. Однажды дошла до отчаяния и ранним утром побежала, как Катерина в «Грозе», к Петропавловской крепости – решила броситься в Неву. Дул сильный ветер. Я, стоя на мосту, не могла отвести глаз от зеленой воды: «Что делать? Что делать?» Обманываться больше не имело смысла: это – тупик. Вдруг рядом со мной резко затормозила машина. Ко мне подошел пожилой таксист: «Ты чего тут стоишь, а?» – «А вам-то что?!» – ответила я, незаметно вытирая слезы. «А ну пошли! Ты где живешь?» – и потащил меня в машину. Таксист высадил меня у дома и уехал. Я долго гуляла в парке: мне не хотелось возвращаться и видеть мужа не в лучшей форме. До сих пор я благодарна человеку, спасшему в тот вечер мне жизнь.
