Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
15/28 декабря 1901. Суббота.
С семи с половиною звон и Правило, по прочтении которого трезвон к началу Литургии. Пели, как и всенощную вчера, ученицы, ибо их очередная суббота была, и пропели отлично, несмотря на то, что уже не было их главной заправительницы пения, Надежды Такахаси. Приобщились все учащиеся.
День прошел в месячных расплатах и переводе расписок.
16/29 декабря 1901. Воскресенье.
Яков Канеко описывает трогательную кончину одного христианина в Ономура: служил на железной дороге, попал под колесо — ногу отрезало ему, потом захворал другой болезнью, совсем умирал, но, приобщившись от о. Петра Сасагава Святых Тайн, оживился, долго беседовал с окружающими, убеждал язычников принять христианскую веру, потом попросил дать ему в душе помолиться и, молясь, помер.
Яков Ивата между крещенными ныне, в Ханда, хвалит усердие одной восемнадцатилетней девицы, которая, будучи неученою, лучше всех поняла и усвоила вероучение, как оказалось на испытании, произведенном перед крещением о. Матфеем Кагета.
Савва Сакурода очень хвалит усердие некоего Леона Оохара, в Хиробуци, который отлично знает вероучение и помогает ему проповедывать.
17/30 декабря 1901. Понедельник.
Сегодняшним занятием до полудня мы с Павлом Накаем совсем кончили перевод богослужения Первой недели Великого поста. После Нового Года надо будет раз просмотреть, и — в печать.
О. Симеон Мни прислал расписки получателей денег на днях посланной суммы. Значит, кёотская постройка закончена. Слава Богу! Теперь только иконостаса и колоколов нужно ждать из России.
Письмо от Федора Янсена; пишет, что принят в Санкт—Петербургскую Академию. О капитане Василии Павловиче Осеки пишет, что о. Демкин представил его на своем храмовом празднике Митрополиту Антонию и о. Иоанну Кронштадтскому. Осеки живет теперь на Васильевском острове и изучает русский язык от учителя — студента Университета.
18/31 декабря 1901. Вторник.
Из Кёото получены фотографии оконченных построек — храма, домов и ограды; все, кажется, в порядке; вид храма хорош, железная решетка ограды с лицевой стороны и железные ворота довольно красивы.
От Льва Александровича Тихомирова, из Москвы, получено письмо, в котором, кстати, извещается, что работа иконостаса ускоренно идет; колокола и паникадила обещаются.
Всенощную пели причетники, с Дмитрием Константиновичем Львовским во главе.
Японский год заканчивается с грустным сознанием, что плохо идет проповедь; слишком плохи служащие Церкви; начиная с меня самого, нет людей истинно усердных, горящих духом. Господи, пошли таковых!
19 декабря 1901/1 января 1902. Среда.
Японский Новый Год.
Литургия совершена тремя иереями при пении хоров. Молебен соборне. Обычная сутолока поздравлений. В два часа и я отправился в город. Прежде всего сделал визит князьям Стефану и Луке Доде. Застал первого, и он показал свой сад. Был и в английской епископальной Миссии — там опять новые члены — Господи, откуда у них берутся люди! А у нас вечно — нет никого. Недаром такая грусть одиночества — знать, с нею мне и в могилу лечь придется — не даст Бог утешения видеть выходящими на поле Христово православных миссионеров, которым собственно и предназначено поле. Что ж, вероятно, не умедлят после выступить. Дай–то Бог поскорее, хоть и после нас! Мы пусть канем, как первая капля, бесследно пропадающая в жаждущей орошения земле.
С 20 декабря 1901/2 января 1902. Четверг.
До 24 декабря 1901/6 января 1902. Понедельник.
Перевод расписок к отчетам и мелкие ежедневные дела, не стоящие заметок.
Все время — скорбное, приниженное состояние духа; тяготит одиночество, печалит неизвестность, что станет с моим дорогим, под сердцем выношенным детищем, когда я умру. Вот нет никого — ни единого, кому бы сдать место с утешительной надеждой, что дело продолжится, а не будет ему остановка и разрушение, как каркают эти вороны — католические патеры. В таком угнетенном состоянии духа встречен и праздник, совсем не радостный ныне; изредка только, как в пепле искры, мелькали огоньки вдохновения и подъема духа во время богослужений — вчера и сегодня на Литургии.
25 декабря 1901/7 января 1902. Вторник.
Праздник Рождества Христова.
С внешней стороны проведен праздничный день, как обычно. С девяти часов Литургия, в начале которой, кроме учащихся, почти никого в Церкви, а в конце полна Церковь христиан. Был, в числе иностранцев, сегодня Bishop McKim, приехавший в Церковь с самого начала, остановившийся в конце Собора и все время до проповеди простоявший там; во время проповеди все иностранцы уехали. — Неудобное положение иностранцев, в том числе и наших русских, православных, во время здешней проповеди: японцы садятся по–своему и так слушают, а иностранцам приходится стоять, коли никто не хочет сесть по–японски и слушать непонятное для них, оттого почти всегда и уходят все. — Кстати же, и проповедь сегодня была не в меру длинная; с час проговорил Пантелеймон Сато, не рассуждая, что в праздник следует не утомлять очень… Вперед иметь в виду назначать для праздника проповедника более благоразумного. Обычные поздравления с раздачею на «кваси» учащимся, угощением чаем священнослужащих и прочее. Потом визиты русских сюда, потом визиты к русским отсюда, а с шести всенощная, в конце которой, как всегда и ныне, соединенными хорами пропеты были «Дева днесь» превосходно. Под это пение всегда так усердно изливается молитва, чтоб не умедлил Господь открыть слух всему японскому народу к слушанию сей спасительной песни.
26 декабря 1901/8 января 1902. Среда.
Второй день Праздника Рождества Христова.
С восьми часов Литургия, отслуженная о. Феодором Мидзуно при пении хоров. Потом поздравление оо. Савабе: Павла и Алексея — с их певчими и христианами из Коодзимацкой Церкви. Прелестно пропел маленький хор славленье. Все угощены, по обычаю. — Потом целый день дома с вялым настроением духа; еще не оправился от уныния. Но недолго же оно будет. Несвойственно оно мне, поднимается уже волна другого настроения. Что, в самом деле, кукситься и хохлиться? Не от нас зависят обстоятельства. Нам лишь делать все от нас зависящее, в обстоятельствах, в которые поставлены, а там пусть будет, что Богу угодно! Делать же безукоризненно невозможно, распустивши нюни, вот как я теперь, точно так же, как птице нельзя полететь с перебитыми крыльями. Но, слава Богу, крылья еще служат; итак, бодро вперед!.. Тысячи раз повторяется вот эта история — подъема и упадка, прилива и отлива, и до гроба, знать, будет повторяться — и пусть! Лишь бы заживо не упасть без подъема и не замереть в отливе. Избави Господи от сего!
