Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Видел Бианку (жена итальянского коммуниста, с которыми вместе работали в Праге, в журнале «Проблемы мира и социализма»). Она здесь с выставкой станков для производства пластмассовых изделий в новом павильоне на Красной Пресне. Она меня потащила знакомить с фирмачами и коммунистами (которые в штате выставочных итальянских бригад). Взяли они меня в оборот: — по поводу того, как их в Шереметьево на таможне раздевали до гола и даже в задний проход совали пальцы. Шумели о попрошайничестве наших рабочих, которых им присылают для выгрузки и монтажа. Шага не ступят, чтоб не потребовать десятки, двадцатки, четвертной и… поллитры. Иначе сидят курят или болтаются по павильону и управы на них никакой. Накинулись на меня со всей итальянской экспрессией, особенно коммунисты (фирмачи пытались сдерживаться): это называется социализм! Это — советский рабочий класс! Это — страна Ленина! И у вас не первый раз, мы в двенадцатый раз участвуем здесь на разных мероприятиях такого рода и всегда одно и то же. Приходят с бригадиром, у которого грудь в орденах за трудовую доблесть, а ведут себя здесь как последние люмпены, как нищие, ничего и никого не стесняясь. Им наплевать, что о них, и всех советских рабочих мы можем рассказать у себя в Италии. Позор!
Я отшучивался, отбивался как мог, всерьез посоветовал им написать в партком, в данном случае, «Шарикоподшипника». Ужас — особенно «в пандан» с Пленумом и сессией Верховного Совета.
Заказ «Le Monde» — дать ей статью о Сталине в связи со 100-летием. Б. Н. захотел сам ее сделать. Однако, Суслов «не посоветовал». И Пономарев приказал подписать статью академику Минцу. Тот, понятно, согласился. Но в последний момент Б. Н. чуть было не вписал туда «вдобавок», а) что в СССР никого Сталин не интересует; б) что культ и все, связанное с ним, продолжалось совсем недолго, около 10 лет; в) что до и после царствовала законность и коллективное руководство. И еще что-то в этом роде.
Я написал издевательский комментарий к этим «вкладам», поправил, как я считаю и отдал Б. Н.'у через Балмашнова. Тот поворчал, но согласился.
Продолжаем сражаться с НАТО'вцами против предстоящего еще через 10 дней решения об установке «Першингов-2» и круизов. Хотя всем ясно, что дело тут проиграно. Громыко в Бонне, в телеинтервью заявил, что «В этом случае основа для переговоров будет разрушена». Однако придется-таки переговоры вести, продолжая «гнать» дальше.
7 декабря 1979 г.В понедельник лететь в Венгрию на конференцию двадцати девяти компартий Европы по проблемам социал-демократии. Готовился через пень-колоду, хотя тема эта сейчас очень острая из-за американских ракет и предстоящей сессии НАТО. В среде социал- демократов большой переполох. И мы помогли его создать… Но еще одного, решающего шага, чтоб вызвать «там» полный столбняк, не сделали: со всех концов посыпались намеки, просьбы, вопросы и предложения, чтобы СССР, раз уж он хочет переговоров до решения НАТО, заморозил на время переговоров производство и развертывание СС-20.
Наш Отдел осторожно бомбардировал сначала Пономарева, потом других в ПБ, чтобы сделать и этот шаг. В конце концов осмелели и написали записку с текстом возможного заявления ТАСС на этот счет. Александров и Блатов долго ее мурыжили и редактировали. Но идею поддержали. Отредактированный текст вернули к нам, чтоб мы официально внесли в ЦК. Б. Н. позвонил Суслову, но тот сказал, что без Громыко нельзя. А Громыко в Берлине на совещании министров иностранных дел Варшавского договора. По гауляйтерски учит там Хоннекера не поддаваться на заигрывания Шмидта.
А до сессии НАТО остается три дня. Да, и не хотят Громыко, а может быть Устинов…
Позавчера два с половиной часа разговаривал с Джаганом, генсеком КП Гайяны. Отговаривал поднимать восстание против Бэрнхэма, которого мы считаем (официально) прогрессивным, антиимпериалистическим режимом, а Джагана — фашистом.
Сегодня был в Барвихе у Гэс Холла. Между прочим, в личном общении он ни разу не производил на меня впечатления крупной фигуры. А вот, когда читаешь его речи, прорезывается масштабность… Кто ему пишет?
«Социалистический проект» ФСП — к съезду в 1980 году. Там, между прочим, СССР — никакой не социализм, а полицейское государство.
21 декабря 1979 г.С 10 по 15 декабря был в Венгрии. В Тихани.
Выступал я там с речью, участвовал в дискуссии. Дискуссия действительно была, в отличие от многих других конференций. И опять чувствовал себя политиком, представителем своей партии, престиж которой я оберегал умением вести себя и представлять «ее» мнение как творческое, свободное и реалистичное. Великолепны были венгры — и как организаторы, и в интеллектуальном отношении, с точки зрения политического такта. Янош Берец и его команда.
Эпизод с испанцем, который привез протест от Исполкома своей КП: мол, такие конференции не нужны, так как они создают впечатление, будто компартии не свою политику ведут, а по директивам… (Ему врезали еврокоммунисты, прежде всего швед и француз). И все увидели надуманность всего этого еврокоммунистического построения в том, что никаких коллективных форм, даже обмена мнениями, не нужно — страхи перед «центром», перед диктатом Москвы, боязнь за свою самостоятельность и что мы (КПСС) опять что-то можем навязать, исчезают.
В самолете из Будапешта летел с делегацией наших сельхозников, которые ездили в Венгрию «делиться опытом». Все с Украины (зав. отделами, секретари обкомов) во главе с зав. сектором и сельскохозяйственного Отдела ЦК, неким незнакомым мне Коваленко. Сами меня затащили на разговор и разоткровенничались. Сначала, правда, оглядывались на «голову», жались, а потом разошлись, благо, что под шум двигателя Коваленко не все мог расслышать. Главная тема: об инициативе мы только болтаем, а какая может быть инициатива, если я целиком завишу от одного человека — первого секретаря. Допустим, я иду на риск, на эксперимент, допустим, у меня что-то не сразу получается. А первому всегда дай все сразу. Или просто по ходу, может не понравится. И я горю. И нет никакого механизма, который мог бы оценить мою инициативу объективно: ни пленум райкома, ни пленум обкома, ни другие наши коллективные органы не пикнут, если первый скажет, что это плохо.
Вот и процветают подхалимы и дурачье. А дело страдает. Чуть что тебе еще и идеологию пришлепают: мол, кулацкие, собственнические тенденции поощряешь. А в результате страна без мяса.
Вот посмотрели мы Венгрию: ни в чем они не отступили от принципов, от Ленина, а сумели соединить личный интерес с общественным, с государственным. Там судят о человеке по делам без дураков и трепа — по результатам. И Венгрия с мясом. А что ж мы? Что мы такие уж глупые, или необразованные, чтобы делать еще лучше? Что мы — не преданные? Или нам не стыдно, когда приезжают работать за колхозников студенты, учителя, рабочие, солдаты!
