Федор Литке - Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану
К описанию их одежды, оружий, сделанных Куком, Биллингсом и Сарычевым, почти нечего прибавить. Они остались существенно те же для обоих племен. Оленные чукчи частыми сношениями с русскими перенимают и моды их, и следует думать, что в Гижиге и на Колыме приготовляются нарочно наряды на российско-чукотскую стать; например, суконные халаты, колпаки шерстяные, камлеи из крашенины или китайки почти без исключения синего цвета, который кажется любимым у чукчей. Некоторые имели полукафтанья и брюки, а женщины – набойчатые платки на голове. Очень обыкновенен также род шапки, который ничему лучше нельзя уподобить, как фуражке без тульи или фуражечному околышу с козырьком. Эти шапки оплетаются мелким бисером и опушаются мехом очень красиво. Все эти наряды, конечно, зимой не носятся.
Обычная прическа женщин – две косы, сплетенные на висках и висящие вниз, – довольно красива, когда убор нов; но чукотские дамы не любят посвящать значительную часть каждого дня на свой туалет, и потому чаще видны вместо кос два куска войлока, отвисшие от всклокоченной головы. Мужчины стригут волосы в кружок на темени очень плотно, подобно католическим священникам, оставляя вокруг венчик также недлинных волос; не слишком красиво, но способствует чистоте головы. Некоторые оставляют посредине чуб.
Лук и стрелы, ножи, стальные копья остались те же, что и в старину. Длинных ножей за спиной или за рукавами мы ни у кого не видели. Обыкновение так вооружаться родилось во времена беспрерывных их войн как между собой, так и с русскими, когда дружбу вести, а камень за пазухой держать было законом благоразумной осторожности, но обычай этот вывелся вместе с причиной, его родившей. Ружей они до сих пор не имеют и даже боятся их, оттого что на ярмарках запрещено им продавать огнестрельное оружие, и, следовательно, они не без причины до сих пор называют нас «огненными людьми», «мельгатанген». Копья на длинных древках, совершенно подобные старинным эспонтонам, употребляют они для поколки моржей и держат их всегда наточенными, смазанными жиром, в футлярах и пр. Чукчи дорожат ими чрезвычайно и ни за какую цену их не уступают. Эти копья делаются для них нарочно на сибирских заводах с насечками, надписями и пр.
Байдары их совершенно плоскодонны и прямостенны, нос и корма острые. Лес для решетки и весел употребляется выкидной, за которым они часто должны ездить очень далеко. Так, например, жители губы Св. Лаврентия и Мечигменской получают свой из губы Колючинской, где его, по словам их, выбрасывает довольно много. Байдары обтягиваются моржовыми лахтаками, которые распластываются надвое, по толщине; одной шкуры бывает иногда довольно на байдару. На веслах ходят не очень хорошо; но для приставания к берегу весьма удобны. Когда ветер попутный, ставят лахтачный же парус. Где берег позволяет, запрягают собак и идут бечевой весьма скоро. Оседлые имеют и байдарки однолючные, но гораздо шире и неуклюжее алеутских и ходящие гораздо хуже. Управляют ими робко и непроворно и не иначе в них ездят, как подвязав с обоих боков надутые шкуры. Наши лисьевские алеуты смотрели на них с забавным презрением.
Оленные чукчи зиму и лето живут в ровдужных палатках, которых мы не видели: намоллы – зиму в землянках, лето – в лахтачных юртах, которые ставятся следующим образом. Заднюю, широкую, сторону юрты, имеющую от 8 до 10 шагов в длину, составляют трое козел или сошек вышиной около 4 футов от земли, на которые кладется жердь горизонтально; к связи жерди с сошками прикрепляются три длинные шеста, соединяющиеся другими концами спереди юрты на высоте от земли сажени полторы и лежащие тут на паре сошек, образующих вход в юрту. Эта решетка покрывается лахтаками, нижние концы которых обременены большими камнями и сверх того кругом зарыты мелким камешником или песком. В такой юрте живет обыкновенно несколько семей: женатые сыновья или замужние дочери вместе с родителями и т. д. Каждая семья занимает под пологом одно из отделений, на которые разделена широкая сторона юрты.
Племя намоллов живет от Восточного мыса или, может быть, от губы Колючинской до реки Анадырь. Селения их, рассеянные довольно редко, имеют обыкновенно не более 6 или 7 юрт, иногда 2 или 3. Невозможно с некоторой вероятностью определить их число; но, по числу виденных селений, не думаю я, чтобы оно простиралось свыше тысячи взрослых обоего пола.
Единственный источник пропитания их – море: оно дает им и пищу и предметы торговли. Летом они бьют тюленей, мясо которых является их главнейшей пищей. Его сушат на солнце и сохраняют на всю зиму. Моржей заносит во все бухты зимой на льдах. К ним подкрадываются на байдарах и колют железными копьями. Мясо их едят, шкуры выделывают для себя и на продажу. Клыки составляют самую дорогую статью их торговли.
Нищета уничтожает разборчивость: они едят все, что попадается; один род морской капусты едят они со вкусом без всякого приготовления. Выброшенный кит – дорогая находка. Они не бьют их нарочно, как чукчи, живущие на Ледовитом океане, но довольствуются добровольной подачей моря. Мясо иногда варят, но чаще просто подпекают на огне. Трудно вообразить что-нибудь отвратительнее, чем видеть их, с жадностью раздирающих зубами кусок жилистого мяса, частью сырого, частью сожженного; следы крови на лице остаются, пока не закроются другой грязью; сначала я думал, что все они страдают беспрестанным кровотечением из носу.
Ближайшие к устью Анадыря намоллы живут немного лучше, ибо промышляют на этой реке диких оленей, которых живущие дальше к востоку не имеют.
Рыбы имеют весьма мало. Весной ловят вахню в кошели, сделанные из расщепленного китового уса. В закрытых бухтах протягивают с одного берега на другой веревки из уса же, на которых навешаны эти кошели; рыба в них заходит и вытаскивается. Птицы пролетные в некоторых местах водятся в изобилии и, конечно, служили бы им лучшей пищей, нежели китовина и нерпячина, но, по странному капризу, они и не думают о средствах их промышлять. В заливе Св. Креста куликов было так много, что они били их камнями, но убитых всегда отдавали нам. Пребольшие чайки в этом месте ходят между ними, как дворовые птицы, и их не бьют.
Единственное ручное животное у намоллов – собака, кажется, одного рода с камчатскими, животное веселое и ласкающееся ко всякому. С ними обращаются очень жестоко: случалось видеть, что, наступив нечаянно на хвост, чукча не возьмет труда переставить ноги, как будто не замечая визга собаки, и когда мы изъявляли сожаление, то еще прибавляли несколько толчков. Летом используют собак для бечевания байдар, а зимой ездят на них в санях, запрягая по четыре в ряд.
