Ирина Рудычева - Иван Айвазовский
Множество своих работ Айвазовский посвятил мирным событиям из истории российского флота, однако выдающиеся по своему значению картины «Ледяные горы в Антарктиде», «"Восток". Открытие Антарктиды» (1870 г.) были написаны к 50-летию беспримерного по трудности перехода и открытию Антарктиды экспедицией под командованием выдающегося мореплавателя Ф. Ф. Беллинсгаузена. Это событие произошло 16 января 1820 года, и участвовали в нем два парусных шлюпа – «Восток» и «Мирный». Об этой экспедиции Айвазовский слышал от адмирала М. П. Лазарева, и с только ему присущим умением он сумел силой воображения создать произведение, захватывающее своей убедительностью. «Удаление от местности, мной изображаемой, заставляет только явственнее и живее выступать в памяти все подробности в моем воображении. Бурю, виденную мною в Италии, я переношу на какую-нибудь область Крыма или Кавказа; лучом луны, отражавшимся на Босфоре, я освещаю твердыни Севастополя. Горе и радость я сознаю сильнее, когда они переходят в область минувшего. Таково свойство моей натуры», – признавался художник.
До последних дней своей жизни Айвазовский служил флоту, прославляя его славные победы и героизм русских моряков («Захват пароходом «Россия» турецкого военного транспорта «Мессина» на Черном море 13 декабря 1877 года»; «Бой парохода «Веста» с турецким броненосцем «Фехти-Буленд» в Черном море 11 июля 1877 года», обе в 1877 г.; «"Канарис" сжигает турецкий флагман», 1881 г.).
Последняя картина, работу над которой художник начал в день своей смерти, также изображала боевой эпизод – «Взрыв турецкого корабля».
Айвазовский: «за» и «против»
Айвазовскому была присуща особая самобытная система живописного мышления, выводящая его искусство за рамки принятых в то время канонов. Невозможно назвать какого-либо художника тех лет, который бы почти полностью отказался от «натуры» и писал картины по памяти без десятков или сотен предварительных эскизов в абсолютно пустой мастерской. Да и трудно представить, как можно «затащить» в мастерскую море, чтобы писать его с натуры, – это же не ваза или стол. Художника часто упрекали в «сказочности» его картин, но, тем не менее, Иван Константинович стал одним из наиболее признанных во всем мире представителей русской школы живописи. В этом качестве он был удостоен чести (вторым после О. Кипренского) выставить свой автопортрет в галереи Уффици, где представлены автопортреты самых выдающихся мастеров живописи («Автопортрет», 1874 г., Уффици). Зачастую критики напрочь забывали, что большинство картин Айвазовского являются лучшими произведениями романтического направления, с присущей им героической патетикой или очаровательной мечтательностью.
«Море – это моя жизнь», – говорил Айвазовский. Его творчество стало своего рода иллюстрированной морской энциклопедией, из которой можно узнать все о воде в любом ее состоянии – штиль, легкое волнение, шторм, буря, можно увидеть стихию в любую пору суток – от светозарных восходов до колдовских лунных ночей, и в любое время года насчитать сотни оттенков, окрашивающих морские волны, – от прозрачных, почти бесцветных, через все мыслимые нюансы голубизны, синевы, лазури до густой черноты. Но написать море таким живым с натуры Айвазовский считал невозможным, а он неоднократно пытался это проделать в молодые годы. Художник, в сущности, и не изображал реальное море, а создавал на полотне свое, действительно рассказывал некую сказку о море.
Чарующая световая атмосфера полотен Айвазовского наполняет его искусство мечтательностью и эмоциональностью. Значительную роль в его творениях играет свет – как символ жизни, надежды и веры, символ вечности. Не случайно, говоря о своих картинах, он однажды заметил: «Те картины, в которых главная сила – свет солнца… надо считать лучшими».
На протяжении 60 лет художественной деятельности палитра Айвазовского, естественно, претерпела ряд изменений, но ограниченный подбор красок для каждой отдельной картины оставался у него неизменным. Для каждой отдельно взятой картины художник обычно брал всего от трех до пяти красок. Этот совершенно оригинальный метод работы был очень рано найден художником, и его картины, независимо от времени их создания, чаще всего выдержаны в каком-либо определенном цвете – обычно голубом или розовом, желтом или лиловом, зеленом или синем. Эту особенность цветового строя картин Айвазовского отметили еще В. В. Стасов и А. П. Боголюбов. Однажды в 1895 году, после открытия своей 120-й персональной выставки, Иван Константинович по просьбе Куинджи дал урок в академии. Потрясенные ученики наблюдали, как, отобрав всего 4 краски, за 1 час 50 мин. художник превратил серый холст в бушующее море, легкими штрихами выписав борющийся со штормом корабль с полной оснасткой.
На полотнах Айвазовского практически невозможно заметить локального, то есть основного цвета. Цвет художник всецело подчинял главенствующей колористической гамме и выдерживал в ней не только небо и воду, но и землю, горы, скалы, растительность. Таким приемом он достигал той цельности живописного впечатления, которая так характерна для его искусства. Скупость цветовой гаммы, мудрая простота цветовых решений создавали ясную и отчетливую форму. В некоторых картинах Айвазовский строил колорит на резком противопоставлении основных цветов палитры, чем достигал большей насыщенности и яркости цвета.
Характерным был и метод работы Айвазовского с нанесением красочного слоя. Художник никогда не перегружал полотно краской и прекрасно владел многими способами ее наложения на холст. Он умел протереть краску едва приметным тонким слоем в небе и на дальних планах, чтобы затем положить ее жирным «вкусным» мазком на освещенных местах переднего плана и бликах на воде. Кстати, этот минимализм к тому же способствовал прекрасной сохранности его работ. Художник Иван Крамской писал П. М. Третьякову: «Айвазовский, вероятно, обладает секретом составления красок, и даже краски сами секретные». Художник же любил демонстрировать свое мастерство и писал картины на глазах не только своих учеников, но и изумленной публики, никогда не скрывая своих профессиональных секретов.
А еще Айвазовский всегда писал небо за один сеанс, что придавало ему особую легкость и прозрачность, а облакам – вписанность в воздушное пространство. Совсем иначе работал маринист, изображая воду. Обычно он широко прописывал форму волны, давая «привянуть», а уже сверху, по вязнущей поверхности прорабатывал детали формы, выписывал брызги, кружево пены и т. п. Работу художник завершал наложением бликов на воде пастозным, то есть довольно толстым, рельефным слоем краски. Эти последние мазки не только придавали законченность изображению, но и сообщали ему тот трепет и движение, какими полны лучшие картины Айвазовского. И самое интересное, что он никогда не делал исправлений на написанном полотне.
