Егор Гайдар - Смуты и институты
Провал хлебозаготовок весной – летом 1918 г. был вызван также тем, что на местах не было дееспособного аппарата, готового выполнять поступающие из центра указания. В. Ленин в 1917 г. любил цитировать слова К. Маркса о том, что задача рабочего класса не ограничиваться простым захватом «готовой государственной машины», а разбить и сломать ее160. Эту задачу большевики выполнили.
Из опыта аграрных обществ известно, что нельзя организовать удовлетворительно функционирующую систему изъятия ресурсов из деревни без упорядоченной, подкрепленной традицией системы разверстки крестьянских обязательств по группам плательщиков. При отсутствии на местах дееспособного аппарата поведение продовольственных отрядов описывается моделью «кочующего бандита»161: если нет устоявшейся системы контроля над территорией, приходит тот, кто способен силой отнять у крестьян урожай, не заботясь о том, достаточно ли останется у них ресурсов, чтобы дожить до следующего урожая, хватит ли им семян для посева. В следующий раз грабители будут разорять другую деревню.
Даже то, что удавалось отобрать у крестьян, непросто было доставить в столицы. Продовольствие было нужно самим продотрядам, местным органам, с которыми они взаимодействуют162.
Сказывалось расстройство системы коммуникаций, железнодорожных сообщений. Проблемы с транспортом в стране возникли еще до 1917 г. Сокращение поставок техники для железных дорог привело к износу оборудования. Уменьшилось число паровозов и вагонов, пригодных к использованию. После февральских событий 1917 г. на это наложилась новая проблема – расстройство системы централизованного управления движением.
Железная дорога – интегрированная структура, нормальная работа которой возможна лишь при отлаженном механизме принятия решений. Когда государственный аппарат разваливается, на местах нет порядка, власти разного уровня дают противоречивые указания о том, что и куда надо везти, железнодорожный транспорт работает из рук вон плохо. В 1917 г. грузооборот железных дорог по сравнению с 1916 г. уменьшился на 2,5 млрд. пудов, в 1918 г. – на 4 млрд. пудов163.
Лишь при выделении военных контингентов для охраны составов можно было надеяться, что грузы удастся доставить по назначению164. Губпродкомы не желали слышать о нуждах соседних губерний. Каждый считал себя вправе задерживать транзитные грузоперевозки; конфисковывать в свою пользу товар, предназначенный для отправки в другие губернии165.
Продовольственный работник Тульской губернии так описывает реалии времени: «Рабочие требовали хлеба, а хлеба не было… Продовольственная диктатура по губернии лишь только организовывалась. Поэтому решили частично пробиваться посредством отцепок – реквизиции целых вагонов у проходящих поездов… Выгрузка и перевозка проходила независимо от времени дня или ночи, было все равно, лишь только достать и дать хлеба необходимое количество… Прихожу к помощнику начальника – дежурному по станции, который уже выдал свободный проход через Тулу (фамилию его позабыл, на вид высокий, худощавый); сообщает – я сделать теперь ничего не могу. В ответ на это заявление я сказал, что если поезд не будет остановлен – будешь расстрелян… В январе 1918 г. собирали в отъезд товарища Бундурина в Новосильский уезд для проведения задания продовольственной диктатуры. В последних числах февраля, точно сказать не могу, его убивают с некоторыми отрядами и вместе с хлебом привозят их тела, убитые преступными руками врагов рабочего класса. После убийства товарища Бундурина по-старому продолжалась реквизиция-отцепка от проходящих поездов»166. Эти строки позволяют понять, почему, несмотря на грозные указания В. Ленина, в Москву и Петроград в июне – июле 1918 г. продовольствие не поступало.
В июле коммунистическое руководство поняло, что частичный отказ от политики хлебозаготовок неизбежен. В. Ленин, вопреки возражениям руководства народного комиссариата продовольствия167, соглашается на время отказаться от монополии хлебной торговли, частично разрешить мешочничество168. Он предложил: «Установить временно – скажем, на 1 месяц – льготный провоз по 11/2 пуда хлеба в голодные местности для рабочих, при условии особого свидетельства и особого контроля»169. Совнарком принял решение о повышении закупочных цен, то есть сделал то же, что сделало годом раньше Временное правительство170.
6 августа 1918 г. Совнарком издал декрет «О привлечении к заготовке хлеба рабочих организаций», постановил, что 50 % заготовленного хлеба направляются рабочим организациям, сформировавшим продовольственные отряды171. Профессиональным объединениям, фабзавкомам, уездным и городским Советам предоставлялось право организовывать продовольственные отряды из рабочих и бедных крестьян для реквизиции хлеба. Половина хлеба, заготовленного этими отрядами, отправлялась организации, их пославшей172. В деревню хлынул поток вооруженных горожан. При такой системе меняются стимулы участия в продовольственных отрядах. Речь шла не об опасной работе в пользу абстрактного бенефициара («голодный Питер», «гибнущая революция»), а об обеспечении пропитанием своей семьи, семей товарищей. Число желающих вступить в продотряды стремительно росло.
Одну деревню грабили несколько раз173. Из производящих губерний шел поток писем в центр, суть которых – просьбы остановить посылку продотрядов, отозвать направленные174. Сделать это оказалось непросто175. В ноябре 1918 г. было принято решение об отказе от выделения организации, направившей продотряды, части изъятого зерна.
На протяжении 1918 г. большая часть России вышла из-под контроля советской власти. В удаленных от центра богатых хлебом районах суть дела была в нежелании допустить вывоз продовольствия в потребляющие зерно губернии.
Чернов вспоминал, как «сибиряки» понемногу начинали «проявлять» себя: «Границы Сибири закрываются для беженцев из прифронтовой полосы: пусть они переполняют города, где правят «учредители». Грузы с продовольствием, заказанным последними у сибирских кооперативов, задерживаются: Сибирь не должна вывозить, все это нужно «ей самой». С территорией Учредительного Собрания начинается настоящая таможенная война.
«Учредительские» войска захватили в Казани золотой фонд; отныне у сибирского правительства разгораются на него глаза и зубы и начинается шантажная тактика; пока этот фонд не будет передан в «безопасную» Сибирь, ни о чем сибиряки не желают и разговаривать. Наконец, и этого мало: сибирские отряды начинают «оккупировать» и «присоединять» к Сибири целые города и округа (Челябинск, частью Екатеринбург) из территории Учредительного Собрания…»176.
