Себастьян Бэлфор - Фидель Кастро
Провал наступления был результатом не столько превосходства партизан в военной силе, сколько моральной слабости регулярной армии. Среди многих солдат и офицеров было мало желающих бороться, так как они стали непопулярными у широких слоев населения за их сотрудничество с диктатурой. Несколько частей перешло на сторону бунтовщиков, а многие дезертировали[71]. В противоположность им среди партизан царила строгая дисциплина.
Влиятельный умеренный сторонник Движения позже вспоминал, что во время посещения укрытия бунтовщиков он видел «сцепу, как в кино, наблюдая, как они приходят, занимают все вокруг позиции, и все в полном молчании. Всё здесь обсуждалось шепотом. Я провел год, разговаривая шепотом: такова была их дисциплина, разница между армией бунтовщиков и армией Батисты. Армия Батисты прибывала всегда с криками, и при этом удивлялась, почему всем известно, что они на месте»[72].
К сентябрю Кастро был готов двинуть главные силы партизан из Сьерра-Маэстры в сторону Сантьяго, столицы Ориенте. Вскоре после этого он послал Гевару и Камило Сьенфуэгоса, молодого рабочего из Гаваны и ветерана экспедиции, в военный поход в центр острова во главе двух отдельных колонн. Для этих операций и для финального наступления Кастро нужны были деньги и политическая поддержка. Его новая тактика разрабатывалась для привлечения поддержки широких слоев населения, а не сочувствующих Движению 26 июля. И действительно, деньги начали прибывать, по теперь не только от гражданских и трудовых фронтов Движения, по также и от владельцев сахарных заводов, сахарных плантаторов, фермеров-скотоводов, банкиров, промышленников, особенно в Ориенте[73]. К увеличению количества бизнесменов, поддерживающих повстанцев, привела не только растущая непопулярность Батисты, но и призыв Кастро к национальному возрождению. Ограниченные американской квотой на сахар и все в большей степени находящиеся под давлением североамериканских производителей сахарной свеклы, кубинские сахарные короли отзывались на призывы к реформам кубинской экономической политики и политической системы в целом. Интервью Кастро, данные американским журналам между февралем и апрелем 1958 года, были направлены на уверения элиты бизнеса, что им ничто не грозит со стороны Революции, кроме выигрыша. В феврале, беседуя с журналистом из журнала «Лук», которого четверо суток вели по горным тропам к штаб-квартире партизан, Кастро заявил: «Я знаю, что звуки Революции — как горькое лекарство для многих бизнесменов. Но после первого шока они увидят ее благо — нет больше обкрадывающих налоговых поборов, обворовывающих армию полководцев, и чиновников-взяточников, обирающих до нитки. Наша Революция как нравственна, так и политична»[74].
Отбросив армию, силы повстанцев начали свое собственное общее наступление. Колонна Кастро с запада и его брата с востока продвинулись в центр Ориенте, захватывая город за городом, пока они не окружили Сантьяго. Объединения Гевары и Сьенфуэгоса отрезали половину острова, чтобы предотвратить приток подкрепления с запада, а затем двинулись в Гавану. Батиста вместе с быстро распадающейся армией подготавливался покинуть Кубу. Тем временем группа офицеров из старшего состава задумала сбросить его с помощью смешанной гражданской и военной хунты, которую, как они считали, признает правительство Соединенных Штатов. В канун Нового года Батиста бежал в Доминиканскую Республику. Свергнувшая его хунта недолго наслаждалась властью. Из штаб-квартиры, находящейся за пределами Сантьяго, Кастро издал призыв к всеобщей забастовке, чтобы сбросить военную группировку. Призыв получил широкую поддержку среди рабочих. К вечеру 1 января хунта была уничтожена. На следующий день Кастро с триумфом вошел в Сантьяго, а вскоре после этого, чтобы увеличить масштаб празднества, Гевара и Сьенфуэгос взяли под контроль Гавану.
Режим Батисты пал, помимо всего, из-за его жестокости. Тысячи его противников были подвергнуты пыткам или убиты, или то и другое. Но он также пал, как, в принципе, пришел к власти в 1934 и 1952 гг., потому что не представлял никакого социального класса. Даже среди военных, как показало морское восстание Сьенфуэгоса, был острый раскол. Самые ближайшие советники Батисты вышли из рядов тех, кто участвовал в Революции 1933 года. Их сила и привилегии возмущали более всего профессиональную офицерскую элиту, возникшую из среднего класса Кубы, среди которой было много заговорщиков. Молчаливое соглашение между слоями населения, поддерживающего режим Батисты, провалилось в самом начале, так как он оказался неспособным решить любую проблему, интересующую их. Коррупция была до сих пор распространена, бедность оставалась бедностью. Поддержка Батисты организованным рабочим классом иссякла.
В 1958 году безработица увеличилась с 8,9 % в январе до 18 % в декабре. Только верхний слой объединенной бюрократии отождествлялся с режимом, так как им больше некуда было податься. Батиста потерял общественную опору, но он не стремился расположить к себе и местную элиту, контролирующую большинство кубинских богатств. Его переворот в 1952 году не покончил с насилием, на что надеялись многие кубинцы, а, наоборот, еще и увеличил его. К неустойчивости кубинской политической системы добавилось растущее у среднего класса чувство материальной ненадежности. Хотя он довольствовался тем, что у него самый высокий уровень жизни в Латинской Америке, его прибыль в пятидесятые годы уменьшилась из-за роста инфляции и постоянного падения цен на сахар на мировом рынке. Доход на Кубе упал на 18 % в течение двух последующих за переворотом лет и к 1958 году снизился до уровня 1947 года. Тем не менее между 1956 и 1957 годами цены на основные продукты питания выросли вплоть до 40 %[75].
Новый экономический спад в 1958 году вызвал всеобщее недовольство, в то время как сжимание экономической конкуренции и контроль Соединенных Штатов помогли слоям среднего класса и буржуазии благосклонно отнестись к самоуверенной националистической политике, обещанной Кастро. Как и армия бунтовщиков, волна беспорядков продвигалась с востока острова, где повстанческие традиции были сильнее, до тех пор, пока не поглотила и запад.
Режим Батисты пал также из-за своей незаконности. Он захватил власть накануне всеобщих выборов, выдвинувших других кандидатов, и сохранял свое правление путем репрессий: президентские выборы в 1954 и 1958 году являлись жульническим применением демократии. По его диктатура не была полной, так как он был озабочен поисками уклончивого соглашения типа того, каким он был удовлетворен в сороковых годах. Обуздывая свободу прессы, он все же позволял ей критиковать режим, когда находился в полной безопасности. Кастро сделал не меньше двадцати пяти разоблачений Батисты, опубликованных в прессе. В действительности диктатор недооценил своего самого решительного противника, освободив его после того, как Кастро отсидел около двух лет из пятнадцатилетнего приговора, и приуменьшал угрозу, созданную силами бунтовщиков, пока не было слишком поздно. Его армия без какой-либо эффективной встречной помощи от Соединенных Штатов провела кампанию, выделяющуюся своей жестокостью и неумелостью, когда Соединенные Штаты запоздало объявили об эмбарго на оружие, это было больше психологическим, чем реальным ударом. Из всех традиционных политических сил на Кубе военные были единственными, кто имел какую-то национальную власть. Элита, владевшая богатствами острова, оказалась неспособной объединиться вокруг национального проекта. Консервативные партии были слишком расчленены, чтобы стать главным представителем избирателей, тогда как Аутентикос была дискредитирована, последовательно отступая от обещаний покончить с коррупцией. Единственной партией, имевшей существенную поддержку избирателей, была Ортодоксос, но у них отсутствовала ясно определенная идеология, как, в принципе, и организованность, и, кроме того, их известный руководитель умер. Провал политической системы был обусловлен, в большей степени, противоречиями, вызванными неровным и зависимым развитием Кубы. Имея высокоразвитое общество, Куба ис могла провести требуемых структурных реформ, пока она находилась в ловушке одной сахарной культуры, Любая попытка выполнения этого грозила недовольством со стороны США, военное или просто дипломатическое вмешательство которых определяло в прошлом курс кубинской политики.
