Иван Рахилло - Московские встречи
Алексей Силыч переспрашивает фамилию полковника: он всегда старается записать всё точно.
— Правда — лучший выдумщик. А жизнь, мой друг, богаче любого вымысла, — говорит он. — Всегда учись у неё.
Линкор «Октябрьская революция» — это целый город, с населением в полторы тысячи человек. Своя электрическая станция, типография, клуб, пекарня.
Вечером обходим корабль. Около карт, развешенных на стенах, толпятся моряки — изучают путь прохождения эскадры и взаимодействие кораблей. Каждый должен знать свой манёвр!
Спускаемся в машинное отделение — здесь чисто, как в аптеке. Ещё пониже… Новиков-Прибой с изумлением разглядывает помещение кочегарки.
— Это же чёрт знает что такое!.. В наше время в кочегарке температура доходила до шестидесяти пяти градусов жары. Кочегаров, бывало, после вахты замертво выносили.
Чёрные, выпачканные углем лица молодых кочегаров сверкают снежными улыбками.
— Теперь у нас хоть тулуп надевай!
Огромные вентиляторы особой системы непрерывно втягивают сюда свежий морской воздух. Кочегары рассказывают, что нередко к ним в кочегарку попадают неосторожные птицы, втянутые мощной вихревой силой этих гигантских вентиляторов.
— Одна была с красными перьями. Не знаю даже, какой и породы, — говорит невысокий, одного роста с Новиковым-Прибоем, приземистый кочегар.
Возвращаясь по узкому коридорчику из кочегарки, я обратил внимание на стриженого круглоголового морячка: глаза его уже слипались от усталости, но он мужественно одолевал какой-то учебник.
— Корабль — прекрасная закрытая школа специальностей, — замечает Алексей Силыч. — Сюда приходят простые, ничего не видавшие люди, а выходят машинисты, радисты, сигнальщики, марсовые, электрики и даже культработники.
С жадным любопытством приглядывается Новиков-Прибой к представителям нового поколения моряков, охотно вступает с ними в разговоры, расспрашивает обо всём, что интересует молодежь, непрерывно записывает в книжку различные случаи и эпизоды.
Мы стоим на переднем мостике. Алексей Силыч беседует с вахтенным.
— В прошлом году во время заграничного похода, — рассказывает тот, — наша «Парижская коммуна» попала в Бискайском заливе в большой шторм.
— Бискайский залив — страшное место, всегда славился среди моряков штормами, — замечает Новиков-Прибой.
— Корабль бросало из стороны в сторону, словно игрушку. Нос «Парижской коммуны» то и дело зарывался в волну. Ветер оборвал антенну. Тогда несколько комсомольцев вызвались закрепить её на место. Ребята полезли на мачты. Вы представьте: в течение нескольких секунд огромный корабль переваливается с одной стороны на другую, а крен — за тридцать градусов. И это не считая ещё килевой, продольной качки. Их оттуда, с мачт, могло выбросить, как из пращи. Хлопцы сделали свое дело, несмотря на исключительно проклятую погоду. Героизм? Романтика? Называйте, как хотите. У нас это будни.
В простуженном голосе вахтенного звучит гордость, скромная моряцкая гордость.
— В прошлом же году в страшный шторм, в непроглядную темень на корабле затопило бак. В любой момент мог произойти взрыв. И вот двое добровольцев по собственной инициативе ныряли вниз, в горячую воду, чтобы перекрыть клапаны. Каждую минуту их могло смести волной за борт…
— Ну и как же? — с волнением спрашивает Алексей Силыч.
— Клапаны были перекрыты. Всё окончилось благополучно. Разве с такими людьми пропадешь?..
Рассказчик на минуту подходит к фонарю, и я вижу надвинутый на глаза козырёк, суровое лицо и тяжёлый, волевой подбородок. Где-то внизу кипит и бушует вода. Мы спускаемся на палубу. Освещённый люк горит в ревущей мгле, как солнце.
— Неузнаваемо вырос наш флот, — с уважением говорит Алексей Силыч. — Современные корабли так механизированы и оснащены такими сложнейшими приборами, что и во сне не приснится. Но самое важное — это организация всей службы. Без всякого унижения, мордобития — и такая высокая дисциплина, и отличное знание техники! Вот что значит пробудить сознательность масс… Взаимное уважение между рядовым и командным составом…
В моё время основное внимание обращалось на внешний лоск. Показать, как всё это изменилось, отныне моя главная обязанность, мой долг…
Уже тогда, на манёврах Балтийского флота, Новиков-Прибой начал задумываться над созданием новой книги, главным героем которой он решил сделать простого деревенского паренька Захара Псалтырева, талантливого и сметливого, выросшего из матроса в капитана 1-го ранга.
— Я так и назову роман: «Капитан 1-го ранга».
А уж если Алексей Силыч затевал какую работу, то к выполнению её он подходил со всей добросовестностью, задолго начиная собирать материалы, приглядывался к людям, как можно чаще старался бывать на кораблях, поближе к своим героям. Работал он не торопясь, разумно, со всех сторон изучая взятую тему.
На боевой башне маячат два лихих моряка, головы их обвиты чёрными ленточками флотских бескозырок. Жестокий ветер вот-вот готов сорвать моряков в гудящую пропасть очумевшего моря.
Разворачивается последний этап маневров: «неприятельские» корабли производят комбинированную атаку нашего линкора эскадренными миноносцами, самолётами и торпедными катерами. Эсминцы выпускают по нашему кораблю торпеды.
Линкор отражает атаки залповым артиллерийским огнем. На мостике — Ворошилов и Будённый, оба в непривычной для глаза морской форме. Климент Ефремович напряженно всматривается в горизонт, откуда ожидается атака подводных лодок.
— Ворошилов не подвержен качке, — с уважением замечает старший помощник. — В прошлом году шторм до десяти баллов доходил. Сколько народу укачало, боже мой! А ему и такой шторм был нипочём…
И вот звучит сигнал отбоя.
— Вас приглашают в каюту наркома.
Спускаемся вниз. В каюте всё командование.
За обеденным столом Климент Ефремович интересуется, какие впечатления получили писатели во время пребывания на кораблях.
— Всё, что мы увидели в эти дни, — говорит от нашего имени Алексей Силыч, — произвело на нас огромнейшее впечатление. И техника на высоте, и люди удивительные!
И Новиков-Прибой для сравнения даёт несколько острых характеристик адмиралам и командирам царского флота.
Все слушают его с огромным любопытством.
— Возглавлял эскадру, — говорит Новиков-Прибой, — бездарный самодур с жестоким, деспотическим характером, адмирал Рожественский. — И Алексей Силыч со знанием дела приводит примеры бесталанности командующего царской эскадры.
— Рожественский развивал у своих подчинённых раболепие, чинопочитание, погоню за орденами. Был такой адмирал Бирилёв, представитель старинной дворянской фамилии. Свои «боевые» способности он проявлял только в «крестовых походах» за орденами и крестами. Всю свою силу и энергию он отдавал тому, чтобы нахватать как можно больше иностранных орденов.
