Григорий Ревзин - Ян Жижка
Ян Жижка с огромным интересом следил за действиями чешского панства. С чего бы это, спрашивал он себя, пускаться панам в такое отчаянное дело?
Он не видел в этом ничего, кроме хитрости, ловкого маневра, за которым скрывались эгоистические интересы.
Весь чешский народ знал, что венгерский король был главным виновником смерти Гуса. А паны умудрились в свое обращение к собору рядом со словами о лжецах, предателях и врагах написать: «За исключением императора, нашего будущего короля, который, как мы верим, не взял на себя в этом деле никакой вины».
С омерзением и глубокой неприязнью почувствовал Жижка, что авторы этих строк движимы были вовсе не священным негодованием, охватившим чехов, а собственными корыстными расчетами, которые они прикрыли лицемерными словами наигранного гнева и возмущения.
* * *В один из сентябрьских дней того бурного года Жижка и Николай из Гуси заехали на постоялый двор «Белого Льва», где остановился их приятель рыцарь Хвал из Маховиц, прибывший в столицу из своего замка Рженицы в южной Чехии. У Хвала они застали незнакомого им плзеньского священника Вацлава Коранду.
Зашел разговор о делах чешской провинции.
Я проехал сейчас добрую половину королевства, — рассказывал Хвал, — всюду от Стрекониц до самой Праги одно и то же: паны со своими людьми выгоняют монахов из монастырей, выгребают казну из монастырских и церковных сундуков, захватывают монастырские и церковные земли. Крестьяне помогают им от всей души, лютуют страшно, ломают иконы, рвут хоругви, жгут церковное и монастырское добро, колотят монахов. А паны, что только можно, все свозят в свои замки, запахивают межи, забирают земли со всем, что на них, — с деревнями и крестьянами. «Вы, селяне, теперь уже не монастырские, — говорит им пан, — церковь не должна больше владеть вами. Так учил нас Христос и праведный проповедник его, милый всем нам Ян Гус. Вы теперь, селяне, хвала господу, мои, панские, и земля, на которой вы сидите, тоже моя. Я буду вам, селяне, милостивым паном, если будете хорошо работать и платить мне оброка не меньше, чем платили кровососам-попам».
Хвал из Маховиц продолжал:
— Раньше бывало каждый клок земли приходилось пану брать с бою. К церковному или монастырскому не смей и притронуться — сразу свернешь себе шею. Королевское тоже — то возьмешь, то отдашь, да еще повиснешь на перекладине. А сейчас паны в королевстве дружно Навалились на монастырское и церковное добро. Народ ломает и крушит, — наболело его сердце. А пан только подбирает что получше да покраше. Каждый пан про себя думает: «Если чаша устоит, кому же тогда достанется земля, если не мне… Для того я и пошел в панскую лигу. А если собор напустит на лигу императора Сигизмунда с его немцами, да еще мадьяр, да поляков — пойдет война, и от нее мне тоже перепадет немало. Так или этак — я буду все в выгоде. Возьмет верх Сигизмунд — с ним панство сумеет до-говориться, только бы не обозлить его». Как я погляжу, золотое время настало сейчас для наших панов!..
— Не золотое время пришло панам, а время железное!..
Жижка с удивлением оглянулся на священника Коранду, который до того сидел молча в сторонке. Священник поднялся и уперся кулаками в стол. Только теперь разглядел его Жижка: высокое, костлявое тело, облаченное в потертую рясу, большая голова на сутулых плечах, тяжелый, пристальный взгляд из-под нависших бровей.
— Я тоже побывал в разных углах чешской земли и многое видел. Паны отнимают владения у слуг Ваала? Это так… Панство жиреет сейчас, как боров на тучном корму? Это тоже верно… Но, как откормленный боров, попадут паны скоро под нож… «Не мир, но меч», — завещал нам Христос. Близятся сроки! Близок суд господен и царствие господне…
Глаза проповедника горели мрачным пламенем. Голос его метал громы:
— А до господнего суда сильных мира сего судить будет тот, кто ниже всех гнул перед ними спину, тот, кто всех их кормит своим горбом. Это будет грозный и неподкупный судия!
Потрясенные, слушали трое рыцарей прорицания плзеньского священника.
— Чешский пахарь почуял бесхитростным сердцем, что народ наш и земля наша стоят на пороге времен небывалых. Я ездил и по Бехиньскому и по Градецкому краю, заглядывал в глухие углы своего Плзеньского края. Везде видел я, как тают, яко роса под лучами солнца, старый страх и покорность народная. Людей покинули повседневные заботы и мелкие желания. Седлак[26] всем сердцем возжаждал правды. «В горы!» — вот сейчас клич чешского пахаря. Наши кормильцы хотят слышать правдивое слово в величайшем храме под куполом неба. Они собираются вместе тысячами из отдаленных деревень, с женами и детьми, в лесах, на холмах, причащаются из чаши, поют гимны и слушают проповеди. Какие проповеди! В деревнях, а не здесь, в Праге, живут пастыри, способные препоясать чресла мечом и повести чешский народ на бой за правду божию.
— До гроба не забуду, — говорил Коранда, — как неделю назад ночью близ Боротина я стоял в лесу у дороги, а мимо меня нескончаемой чередой шли седлаки и седлачки, старые и малые, и тянули печальную песню.
Коранда зашел густым басом:
Чего хотят от нас, седлаков, паны?
Чтобы мы, седлаки, никогда не ели,
Никогда не пили и голые ходили,
Ни днем, ни ночью покоя не знали,
Пока всего не отработали пану,
Беспрестанно все ему отдавали,
А сами ничего для себя не имели.
— И послушайте, какой припев:
Идите в горы! Идите в горы!
Там научитесь вы правде!
Идите в горы! Идите в горы!
— Я слыхал, — продолжал плзеньский священник, — что панская лига порешила во всех делах веры следовать учению магистров Пражского университета. Что ж, пусть эти господа поучат панов… А у народа есть другие, свои учителя.
VIII. ВОССТАНИЕ В ПРАГЕ
Заседавший четыре года кряду Констанцский собор отнюдь не излечил язв католичества. Наивные люди надеялись увидеть, как исчезнут в церкви корыстолюбие, лихоимство и распутство. Ничего подобного не случилось. Да и немудрено: съехавшиеся в Констанц кардиналы и прелаты сами были очень далеки от добродетели. Неподдельная строгость нравов неприемлема была прежде всего для них самих, этих лицемеров, облаченных в золото и пурпур, вершителей судеб католической веры.
К концу 1417 года кардиналы расчистили дорогу для избрания единого папы — Мартина V. Новый папа распустил вселенский собор в мае 1418 года и все свое внимание сосредоточил на борьбе с гуситской «ересью».
Он прекрасно понимал, что полумеры не приведут гуситскую Чехию к покорности: слишком глубокие корни успело пустить в ней гуситство. За три года, протекшие со времени казни Гуса, гуситское движение успело разрастись вширь и вглубь. «Святой отец» решил прибегнуть к испытанному средству — крестовому походу, во главе которого должен был, естественно, стать германский император Сигизмунд, «Ограда церкви».
