Владимир Мезенцев - Бардин
В первую неделю января 1924 года Иван Павлович Бардин отправился в родные края. Пора! Родина, как и двенадцать лет назад, звала к себе каким-то необъяснимым до конца чувством, от которого нельзя было отмахнуться. А почему так? Ведь сейчас это была совсем иная поездка. Он возвращался домой не опустошенным искателем, а уже признанным специалистом своего любимого дела, человеком, которого ждут на родной земле. Но если не считать того, что в голове не стучала мысль о своем банкротстве за рубежом, другое, гораздо более сильное чувство «необходимости Родины» было тем же, что и тогда, в 1911 году.
В Москву И. П. Бардин приехал в день, который занесен в историю человечества: 21 января 1924 года. «…Бесконечная вереница людей с застывшей на лицах скорбью потянулась в Дом союзов, чтобы последний раз взглянуть на дорогого вождя. Тяжесть утраты сковала сердца всех, и людской поток в Дом союзов, несмотря на необыкновенно сильный мороз, был нескончаем. Народ жег костры, чтобы хоть немного обогреться, и все шел и шел к Ильичу. Вся страна была объята скорбью и горем. Люди плакали и не скрывали своих слез».
…Иван Павлович получил назначение на новое производство — главным инженером Макеевского металлургического завода. На плечи нового главного инженера легла основная тяжесть восстановительных работ. Нужно было пустить в ход все основные цехи, что и было осуществлено в короткие сроки.
Но Макеевка по ряду причин не нравилась Ивану Павловичу. Среди них было и то, что называют «личными мотивами». Но, пожалуй, главное было в другом: хотелось нового, большего размаха в работе.
«УНИВЕРСИТЕТ» ИМЕНИ ДЗЕРЖИНСКОГО
Наступало время, когда Советская страна выходила на широкую дорогу социалистической индустриализации. А для Ивана Павловича Бардина завод имени Дзержинского стал еще одним жизненным университетом до того, как к нему пришло всенародное признание.
Металлургический завод имени Дзержинского в Днепродзержинске хозяева-капиталисты строили когда-то по частям, о едином плане никто не думал. Низкие закопченные здания с бесконечными пристройками, запущенные доменные печи… К тому же завод сильно пострадал в годы гражданской войны и разрухи. К 1925 году тут еще мечтали о довоенном уровне производства. В прокатном цехе действовал только один стан, остальные цехи — бессемеровский, большой мартеновский, бандажный, осевой, вагонный, проволочный — стояли.
В царской России завод находился в руках польских предпринимателей. Они создали неплохие бестемеровский и прокатный цехи, но доменный цех не имел даже признака механизации. Да и зачем она была нужна, эта механизация, если на Руси море дешевой рабочей силы!
Предприниматели нашли хороший способ жестоко эксплуатировать рабочих. Владельцы завода построили бараки и молельню специально для татар, содержали на свои средства муллу и снабжали рабочих-татар кониной. На эту приманку потянулись голодные, нищие люди из Уфимской и Казанской губерний. Безграмотные, забитые нуждой, они были готовы на любую работу на любых условиях. Почти не зная русского языка, они слушали только своих религиозных проповедников, сторонились революционно настроенных русских и украинских рабочих.
А для инженерно-технического персонала здесь были отличные условия — хорошие квартиры, рядом Днепр, близко большой город Екатеринослав. Когда после Октября иностранцы уехали, на завод перешло немало старых специалистов с Брянского завода.
Работа на Макеевском заводе выдвинула Ивана Павловича Бардина в первые ряды организаторов рождающейся советской металлургии. Его инженерные знания, способности руководителя, энергия и преданность делу были уже хорошо известны. С другой стороны, его деятельность по восстановлению Макеевского завода подходила к концу, и ему, человеку постоянно ищущему, хотелось пойти работать на такой завод, где можно было бы создать что-то новое и новому поучиться.
Таким предприятием на Юге и был в то время завод имени Ф. Э. Дзержинского. Особенно интересовала Ивана Павловича работа в большом масштабе бессемеровского и мартеновского цехов.
Неприветливо встретила «пришельца» устоявшаяся, крепко спаянная инженерская среда — выходцы с Брянского завода.
— Как у него хватило совести приехать на «живое место»? Есть у нас главный инженер, чего же еще? Этот Бардин — человек, который не считается ни с кем.
Так думали и говорили не только те, кто боялся, что с приездом нового технического руководителя кончится их спокойная, безмятежная жизнь. Так считал и сам директор завода, «добрейший и слабовольный человек», как характеризует его Иван Павлович.
Очень нелегко пришлось на первых порах здесь новому главному инженеру.
Опытнейший специалист по доменному производству, Иван Павлович сразу же крепко взялся за этот ключевой участок металлургического завода. Пригласил из Енакиева работать обер-мастера Л. К. Ровенского и несколько горновых.
Короткое время спустя дело здесь пошло хорошо. А вот в прокатном и мартеновском все никак не ладилось. Пришлось ввязаться в большой бой — просить заменить директора, а затем перевести с завода и бывшего главного инженера. Работать стало легче, но этим дело не ограничилось. Многие другие руководящие работники завода никак, не могли примириться с тем, что Бардин очень жестко требовал высоких темпов работы, и всячески тормозили дело. Тогда Иван Павлович решительно расстался со всеми, кто не хотел или не умел работать, сменил начальников прокатного и мартеновского цехов. А взамен пригласил молодых инженеров и нескольких мастеров с Енакиевского и Макеевского заводов.
Таким образом, проблема кадров, казалось, была решена. Но некоторые из освобожденных решили дать бой. Они обратились в профсоюзную организацию. Была создана специальная комиссия.
И вот Бардин стоит в заводской конторе перед большим собранием — идет публичное заседание комиссии. Спокойно, не торопясь главный инженер рассказывает присутствующим, какие задачи сейчас должен выполнить завод и как их решали уволенные. Кстати, большая часть из них была не уволена, а просто переведена на более подходящие для них должности.
«Обвиняемый» отстоял свою позицию: комиссия согласилась с ним. Но сколько сил и энергии пришлось затратить, чтобы провести эту ломку! А то, что она была совершенно необходима, ярко подтверждает пример, который И. П. Бардин приводит в своих воспоминаниях: «По тому времени завод имени Ф. Э. Дзержинского имел самый лучший у нас в стране, а возможно даже в Европе, проволочный цех. Но цех этот требовал большого количества квалифицированных вальцовщиков, которые в дореволюционное время зарабатывали очень большие деньги. Например, вальцовщик на чистовой линии, где нужно особое искусство, зарабатывал в 1910 году 250 рублей в месяц, в то время как средняя ставка чиновника акцизного или другого ведомства была не более 50 рублей в месяц, земский врач получал 100 рублей в месяц. Эти квалифицированные рабочие, чтобы повысить свой заработок, обычно «выбивали» норму, делая вид, что никак не могут наладить работу. А поскольку система расценок была не прогрессивной, а поразрядной, то все они работали не спеша. Когда же норму устанавливали, они начинали работать с большим превышением ее.
