Евгений Пинаев - Арлекин
Это - фонарик, вот - зеркало-гелиограф. Фонарик подвесим к пуговице плаща, фильтр передернем на синее стеклышко и подмигнем зеркальцу: "Здравствуй, дорогой товарищ! Здорово, Арлекин! День рождения, капитан, а выпить не с кем? Понимаю - неприятности: зад мокрый, кругом вода, на душе лягушки квакают... Но я-то, мил друг, всегда с тобой, а ты - со мной, приятель!" Глотнул из бутылки, отдышался и снова поднес горлышко к губам: "Твое здоровье, Красотуля, милый далекий Пьеро! Помни обо мне, и я доберусь до дома!"
Он не спешил, но время от времени зажигал фонарик, улыбался отражению и прикладывался к бутыли.-Когда произносил тост во здравие Лопеса и Бонифация, слегка посветлело - вызвездило высокое небо, и черные волны колыхались отчетливо и резко на фоне мерцающих глубин верхнего океана. Арлекин (а он сейчас "назло врагу" ощущал себя прежним Арлекином!) выпил за звезды верных подруг всех судоводителей, начиная от... от... Во всяком случае, даже не от Магелланов и Колумбов - от безвестных кормчих, которые, подобно ему, вот так же болтались одинокими среди волн.
Бдение продолжалось до утра.
Он пил вонючее виски, грыз каменные галеты и не хмелел. Лишь однажды затуманилась голова и не было сил припомнить, пил ли уже за здоровье Роберта Скотта Для верности повторил и решил все-таки вздремнуть. Роберт привиделся в пурге, под всполохами полярного сияния, укутанный в меха и принявший обличье знаменитого тезки, замерзшего в Антарктиде. Замерзшего... Но в Антарктиде не бывает сияний. Или бывают?.. Так и не припомнив, вздрогнул от озноба и окончательно проснулся: и без Антарктиды в пору околеть!
Наконец в бутылке осталось на последний глоток Взболтнул остатки и посмотрел в зеркало: "Боже, что за синяя харя!.. - сморщился и скорчил рожу, которой и подмигнул отяжелевшим веком. - Так выпьем, мой друг, за синих людей на голубой планете!" Глоток оказался последним в буквальном смысле: в голову ударило резко, сокрушительно и моментально сморило Сонными уже пальцами отстегнул фонарик и кинул в отсек, сунул следом бутылку и гелиограф. Даже крышку ввернул в гнездо, после чего сразу повалился, сунул ладони в скрюченные колени - и сразу уснул.
...Далекий стук. Дизеля? Не похоже. Стук-бряк. Неразборчивый, каким может быть он только во сне. И снова забытье. Не слышал, не видел, как подошел фрегат, как его, вместе с плотиком, взяли на борт.
- Джек, взгляни на этого парня. Он жив?
- Похоже, что мертвый, сэр!
- А ты взгляни получше...
- Сэр! Да от него несет виски, как от сотни кабаков!
Над ним разговаривали, и это казалось продолжением сна. Казалось потому, что английская речь, воспринимавшаяся им естественно и свободно, без напряжения воображения и памяти, теперь входила в мозг чужеродными, чужеземными, пусть и понятными, звуками.
Фразы скользнули, царапнув сознание, и пропали. Тут же пришло ощущение, что его поднимают, придерживают за локти и плечи, пытаются распрямить скрюченные, закоченевшие члены. Но голова отказывалась просыпаться, хотя уши слышали, как волокут куда-то плотик, а после гремят и скребут в его разоренном отсеке, весело смеются и перебрасывают друг другу пустую бутыль. К этому времени он наконец сумел прогнать тяжелую дремоту, но окончательно вернулся к реалиям дня, услышав высокий петушиный голос, крикнувший весело после удивленного присвиста: "А парень-то и впрямь опрастал бутылку!"
Наконец-то и он смог: глаза в глаза. Редкостный голос у этого офицера, коренастого да рыжеволосого. Широкие плечи делали моряка еще приземистее, а толстая куртка-канадка, небрежно брошенная на плечи, и вовсе превращала фигуру в некий человекообразный квадрат. В эдакий куб!
Несмотря на похмелье и тупую боль в темени и надбровьях, соображение работало теперь достаточно быстро и четко. Сомневаться не приходилось: он находился на фрегате "Черуэлл", а перед ним, собственной персоной, лейтенант-коммандер О'Греди.
- Так это вы меня искупали?.. - сипло пробормотал Арлекин, начиная вдруг ощущать себя военмором и капитан-лейтенантом и потому бесконечно злясь (конечно же, на себя) за то, что был найден (...обнаружен!) и поднят на борт в таком непотребном виде. Стыд и срам! Вдобавок за ночь голос сел и, хотя горло не болело, что-то мешало говорить в полную силу, как привык и с матросами, и с начальством.
- Мы?!! - О'Греди оттопырил нижнюю губу. - А может, "Абердин" и ваш личный друг коммодор Маскем?!!
- Вы оба!.. - отрезал, но сразу и поправился, понимая неосновательность своей злости: - Простите, сэр, я продрог, окоченел и... Спасибо за плотик. Приношу извинения за свой вид, однако условия автономного плавания... - Он усмехнулся, О'Греди захохотал. - Нет-нет, я имею в виду другое! Дело в том, что есть веская причина, и причина - круглая дата: я ровно тридцать лет прожил на этом свете, и не окажись вашего плотика, то прямиком бы отправился на тот.
О'Греди поморгал, осмысливая и склонив голову, потом... залился снова, да заразительно так и так задорно, что заржали, иначе не назовешь, стоявшие вокруг моряки. И только виновник смеха моргал и маялся, встряхивая головой: "Проклятый самогон! Из какой дряни гонят его англичане?!"
- Веская причина! - фыркнул О'Греди. - Куча веских причин! Лейтенант-коммандер, кажется, был в восторге. - День рождения! Каково?! - Он хлопал себя по ляжкам и привставал на цыпочки. - Веская! Веская причина! Вы слышали, парни? Именинник в одиночку - посреди океана! - разделался с бутылкой, рассчитанной на четверых! Веская причина! Да-да! Куча, куча веских причин! И такого парня едва не шлепнул занафталиненный коммодор? Конечно, ты русский! Разве тевтон способен на такой подвиг?! Да-да!
Признание покоробило: что это - пренебрежение к русским, желание показать, что они не способны ни на что другое, кроме выпивки? Или же этот О'Греди - бесхитростная душа?
- Конечно, вам лучше знать, на что способен тевтон, - вставил не без ехидства. - Вы - Европа, мы - азиаты, а тевтоны-то англосаксам - ближние родственники.
- Вот!!! - Конопатый кулак, поросший блестящей рыжей шерстью, взметнулся к его носу. - Вот что приготовлено у меня для ближнего родственника! Да-да! Я не Маскем, которого адмиралтейские пердуны вытащили из нафталина! Да-да-да!! Я вам не коммодор, чтобы подставлять задницу вместо груди, да-да! Я умею воевать!
- Сэр, мне говорили о вас на "Абердине"... - Арлекин кивнул, соглашаясь, принимая услышанное к сведению (...ишь разошелся, карапет английский!) и пытаясь втиснуться в темпераментный монолог. - Если угодно, сэр, могу помочь, по мере сил, разумеется, громить тевтонов.
- Можете помочь?! Громить?!! - О'Греди подпрыгнул. - Мне?! В таком деле? Это не с виски воевать! Да-да-да! - Лейтенант-коммандер еще петушился, но больше не вспоминал Маскема, сообразив, видимо, что и без того наговорил лишнего при подчиненных. Заложив руки за спину, качнулся на каблуках. - Вот что я думаю, парень... В метрополии, конечно, разберутся, кто ты такой, там есть специалисты. Да-да! Скорее всего, ты и впрямь русский капитан, но... лейтенант-коммандер обернулся, словно призывая в свидетели стоявших вокруг. - Мне не нужны капитаны! Да-да! Мне нужны рулевые. У меня нехватка рулевых, да-да-да-да!
