Марсель Брион - Микеланджело
Микеланджело согласился. Когда он был еще учеником у Гирландайо, тот велел ему скопировать один из своих собственных рисунков; он вручил ему вместо оригинала копию, и Гирландайо не заметил подмены. А теперь он искусно состарит этот совершенно новый мрамор патиной, якобы от долгого пребывания в земле, и обманет всех этих римлян, искушенных в античности. Лоренцо Пополани взялся осуществить эту сделку. Полученный из рук Медичи фальшивый антик не вызовет никаких подозрений. Пополани договорился с торговцем древностями Бальдассаре дель Миланезе, который доставил Купидона в Рим и продал его кардиналу Сан Джорджо за двести дукатов. Отправляя деньги во Флоренцию, торговец рассудил, что было бы очень глупо отдавать всю сумму Микеланджело. Он, разумеется, догадался об обмане и думал, что виновный в нем художник не станет протестовать, дабы не выдать себя. Он отослал ему всего тридцать дукатов, и тот положил их в карман, не подозревая о надувательстве.
Вероятно, об этой мистификации так никогда и не стало бы известно, если бы Пополани или сам Микеланджело не выдали кому-то эту тайну. Весть об этом дошла до Рима, где, изучив статую более тщательно, кардинал понял, что, возможно, приобрел фальшивого Купидона. Обман, несомненно, исходил от флорентийца. Какой другой из живущих скульпторов был бы способен так превосходно сравняться с античным совершенством?
Приехавший во Флоренцию посланец кардинала обошел мастерские, обнаружил произведения Микеланджело и увидел между ними и Купидоном такое сродство, которое убедило его в том, что автором обмана был именно этот юноша. В своей наивной простоте Микеланджело во всем сознался. Да, он навел патину на Купидона собственного изготовления, чтобы сделать его как можно больше похожим на антик, поручил Бальдассаре дель Миланезе продать его в Риме и впоследствии получил от него тридцать дукатов.
— Тридцать дукатов? — возмутился посланец кардинала. — Но Рафаэле Риарио заплатил двести дукатов!
Обманщиков одурачил более ловкий мошенник, чем они сами. Возмущенный непорядочностью, с которой обобрали художника, кардинал Сан Джорджо велел передать ему, что о выплате всей суммы он должен договориться с посредником, продавшим статую и получившим полную цену, а если Микеланджело пожелает воспользоваться этим случаем для поездки в Рим, он сможет поселиться в его дворце. Мошенника попытаются взять за горло, а все любители искусства, разумеется, устроят праздник в честь юного мастера, способного так подражать древним, что этого могут не заметить самые искушенные знатоки.
Буонарроти последовал этому совету. Оглушенный рыданиями пьяньони, он был рад на некоторое время уехать из Флоренции. Да и мысль о мести Бальдассаре подталкивала его к этому. Он не был ни алчен, ни корыстен, но естественное чувство справедливости восставало против того, что ему заплатили всего тридцать дукатов вместо причитавшихся двухсот. Пользуясь покровительством кардинала, он не оставит в покое непорядочного посредника, пока тот не уплатит своего долга. Да и вообще его привлекал Рим.
Римский Вакх
Великолепный Лоренцо, настоящим сообщаю вам, что в четверг мы благополучно прибыли. Мы сразу же отправились к Кардиналу Сан Джордже, чтобы вручить ему ваши рекомендации. Как мне показалось, он был рад моему визиту и пожелал, чтобы я сразу же осмотрел некоторые антики. Это заняло у меня все время до вечера, вот почему в этот день я не смог вручить другие ваши письма. В воскресенье Кардинал приехал в свой новый дворец, куда позвал и меня. Я отправился туда, и он спросил меня, что я думаю о вещах, которые увидел; я высказал ему свое мнение об этом: разумеется, я нахожу, что здесь много прекрасных вещей. Потом Кардинал спросил, нет ли у меня желания сделать какое-нибудь прекрасное произведение. Я ответил, что уже не сделаю больше ничего столь прекрасного, но что он еще увидит, что я могу сделать. Мы купили кусок мрамора размером для фигуры в полный рост, и в понедельник я примусь за работу.
Потом, в прошлый понедельник, я передал другие письма Паголо Ручеллаи, который предложил открыть мне кредит и у Кавальканти. Затем вручил письмо Бальдассаре. Я потребовал, чтобы он возвратил мне мальчика, и сказал, что верну ему деньги. Он ответил мне очень грубо: что скорее он разобьет его на тысячи кусков, что мальчик теперь принадлежит ему, что он его купил и может представить доказательства того, что рассчитался с посредником и что уверен в том, что не обязан его возвращать. Он очень жаловался на вас за то, что вы о нем плохо отзывались. Я вышел от него и попросил вмешаться нескольких флорентийцев, но и они ничего не добились. Теперь я рассчитываю действовать через Кардинала, как мне советует Бальдассаре Бальдуччи. Я буду держать вас в курсе дальнейших событий.
Вот и все. Я вверяю свою судьбу в ваши руки. Да хранит вас Бог от всех неприятностей.
Микеланджело, Рим.
На письме была надпись: Сандро Боттичелли, во Флоренции, но адресовано оно было Лоренцо Пополани.
Так писал Микеланджело 2 июля 1496 года. Он находился в Риме с 25 июня. Мальчик, о котором идет речь, это знаменитый «Спящий Амур», которого Рафаэле Риарио, кардинал Сан Джорджо, купил как античное произведение. Риарио впервые в жизни поставил себя в смешное положение, приняв совершенно новое произведение за греческое или римское. Другую ошибку он совершил, потребовав, чтобы Миланезе забрал назад статую и вернул ему двести дукатов. Смеялись и над Миланезе. Если кардинал считал эту вещь прекрасной и стоившей этой суммы, то почему сегодня он от нее отказывался? Во Флоренции всех Риарио не очень любили. Там помнили, что именно по их подстрекательству разразился заговор Пацци, что именно этот самый Рафаэле служил обедню в день, когда в соборе был убит Джулиано, и что он лично подал знак убийце, подняв просфору. Сегодня над ним откровенно смеялись, и Асканио Кондиви, который стал биографом Микеланджело после того, как был его учеником, имел все основания справедливо заметить:
«Что касается ума и дилетантизма кардинала Сан Джорджо в области статуй, то доказательство его достаточно ясно следует из того факта, что все время, в течение которого Микеланджело находился при нем, — то есть около года, — художник ждал от него заказа и так и не получил, даже самого пустякового».
«Вот и все». Является ли вопрос о мальчике единственной темой, имевшей значение для Микеланджело во время его пребывания в Риме?
«Вот и все». И ни слова удивления, ни одного восхищенного восклицания. Как если бы он приехал в самый незначительный город мира, проявляя к нему полное равнодушие. Но следует ли считать его безразличным? Он в Риме, ему двадцать лет… Таков Микеланджело: щадящий свои эмоции, мало склонный к тому, чтобы делиться ими с кем бы то ни было. Сдержанный, замкнутый, не открывающий никому ничего — или почти ничего — из своей внутренней жизни. Он пишет банальнейшие письма, мало думает о деньгах, бывает чрезмерно многословным, когда речь идет о браке племянника, мелочным при покупке земли, но почти никогда не говорит об искусстве, никак не высказывается ни о своих произведениях, ни о работах коллег, он сообщает переписывающимся с ним корреспондентам лишь незначительные подробности своей жизни.
