Максим Свириденков - Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага
Он находился не так уж и далеко от аэродрома. Во всяком случае, ему были слышны взрывы и стрельба зениток. Прежде всего, Коля решил избавиться от парашюта. Тащить его с собой было ни к чему, а просто так бросить опасно: если бы фашисты нашли, то отправили бы людей на поиски летчика. Он сначала бросил парашют в какую-то неглубокую ямку, но потом решил прикопать. И тут вдруг понял, что нечем. Он даже охотничий нож из бортовой сумки в комбинезон не переложил. Более того, по закону подлости у него карта выпала во время прыжка, да еще и еды с собой не лежало. У нас были комбинезоны с большими карманами, куда многие и клали бортпаек. А тут мы сидели несколько дней без полетов, кто-то фляжку спирта принес, закусить было нечем, и Белоусов с друзьями свой бортпаек и съел. Поэтому когда он выпрыгнул, у него осталась только плитка шоколада.
Подобрал Коля подходящий камень, с помощью него углубил яму, парашют кое-как присыпал. А дальше что — надо выбираться. Белоусова тревожило, что он ничего не знал о судьбе своего экипажа, однако задумываться об этом было некогда. В кармане куртки он нащупал ручной компас, сориентировался по нему. Прикинул, что до линии фронта осталось верст пятьдесят. Не самое маленькое получилось расстояние, ведь двигаться можно было только ночью, предельно осторожно, да еще без еды.
Около недели Коля шел к нашим. Один раз он чуть не столкнулся с немцами. У него привал был, он спал. Пришел в себя, видит, метрах в тридцати от него двое автоматчиков идут, о чем-то лопочут беспечно по-немецки. А Колю вроде и не видно было, он для привалов специально выбирал такие места. Но, конечно, риск был большой. Белоусов сразу достал пистолет, взвел курок. Но ему повезло: немцы его не заметили. Он переполз в кустарник и там уже дожидался ночи, не позволяя себе заснуть. Хотя постоянное желание спать с каждым днем становилось все сильнее. Есть было нечего. Он уже и ягоды собирал, но ими разве насытишься? Рассказывал, что однажды увидел, как мыши прячутся под камни, и решил изловить, чтобы попробовать. А когда поймал, взял мышь в руки, и так противно стало, что не стал ее есть.
В конце концов, когда Коля последнюю речку перешел и оказался на нашей территории, у него уже сил не было, с голоду к земле клонило. Вдруг он услышал произнесенное по-русски: «Стой, кто идет?» Это был наш патруль. Белоусов им только и смог сказать: «Ой, братцы, дайте хлебушка кусочек!» Экипаж его так и не вернулся. А Коля побыл в госпитале десять дней и вернулся к нам, чтобы снова бомбить фашистов.
Над аэродромом Алакуртти наш полк много экипажей потерял. Ох, чего только мы не пытались придумать. Помимо того, о чем я уже говорил, летали и так, что пара экипажей подходила к аэродрому на большой высоте и вызывала огонь на себя. Другие же наши самолеты с задросселированными двигателями бесшумно подлетали к цели и бомбили неожиданно и с меньшим риском. Те же, которые отвлекали, в это время бросали САБы (световые авиабомбы, они предназначены для освещения объекта бомбардировки. Мы их активно начали использовать именно на Севере, на каждый самолет-осветитель подвешивали по 10–13 таких бомб), отвлекая на себя огонь зениток. У нас в таком качестве летали Володя Иконников, Уромов, Иванов.
К слову, однажды даже Иконников только чудом вернулся из очередного вылета на Алакуртти. В его «Иле» было несколько десятков пробоин всех возможных размеров, да еще перебиты подкосы правой стойки шасси. Но Володя ухитрился как-то на одно колесо самолет посадить. Никто у него серьезно не пострадал, только из стрелков кто-то вроде бы ушибся. И представьте, техник в его бомбардировщике потом два неразорвавшихся снаряда нашел. К нам саперы приезжали, чтобы их обезвредить.
Завершая рассказ о том, как нас сбивали на Севере, нельзя в очередной раз не сказать и о сбитии, происшедшем над Киркенесом. После бомбометания по этому аэродрому у нас однажды сбили экипаж Коли Калинина. Не помню, почему, но спастись удалось только Коле и его штурману Василию Селиванову. Когда они выпрыгнули над целью, их счастливо отнесло в сторону, благодаря чему им удалось избежать плена. Ребята стали выходить к линии фронта, благо у Калинина уже был подобный опыт. Взяли курс 90. Однако на Кольском полуострове с севера на юг проходит громадное озеро Инори очень сложной конфигурации, с заливами. Это озеро тянется почти до самой Кандалакши. И когда они вышли на берег, то увидели вдали, с другой стороны озера, лодки норвежских рыбаков. Сориентировавшись по ним, Коля и Вася стали искать рыбацкий поселок. Найдя, зашли в один из бедных домов, как нас учили разведчики. Их встретили пацан лет двенадцати-тринадцати, девчонка лет семнадцати и женщина. Глава семьи где-то отсутствовал, наверное, ловил рыбу: в тех деревнях ничем другим не жили.
Что дальше получилось. Хозяева по-русски не понимают, а наши ребята по-норвежски. Но кое-как объяснили им Калинин с Селивановым, что хотят на другой берег переправиться. А ширина озера была километров десять, не меньше. Стали норвежцы между собой что-то обсуждать. Коля и Вася даже насторожились, Но, по счастью, насторожились зря. Норвежцы — не финны. Это с финнами был случай, когда Кибордина, летчика из нашего полка, сбили. Он с экипажем вышел на финский хутор. Ребята измучились очень, им поесть надо было. Зашли в дом, хозяйка радушно их встретила, стол накрыла. Летчики и не заметили, что ее дочка лет пятнадцати встала на лыжи и пошла в соседнюю деревню, где подняла тревогу: шуцкоры (финская полиция) пришли и арестовали моих однополчан. Держали их, правда, не в каком-то там концлагере, а в обычной тюрьме и освободили вскоре после капитуляции Финляндии.
А норвежцы сдавать наших ребят немцам не собирались. Наоборот, стали прикидывать, куда именно их переправлять. Калинин с Селивановым как-то жестами объяснили, что карту не худо бы иметь, их же карты остались в самолете. И пацаненок из избы пошел на какое-то шоссе, там сидел долго под мостом, смотрел, как шли фашистские машины, ждал одиночный мотоцикл. И дождался. Тогда он натянул проволоку на уровне головы, закрепив за перила моста (в темноте ее не разглядишь), и срезал ею немецкого мотоциклиста, забрал у него планшет и принес нашим летчикам. Они по карте указали, куда им надо. А на следующую ночь девчонка по озеру в лодке перевезла ребят туда, объяснила им, как идти дальше. Время подходило к утру, они спросили ее, как она поплывет обратно. Она сказала, что отсидится в кустах до следующей ночи, а потом отправится домой. Или, по крайней мере, они так поняли из ее объяснения, где наполовину — жесты, наполовину — чужой язык.
Вася и Коля успешно вышли на своих и вскоре вернулись на аэродром. Селиванов потом любил говаривать: «Закончится война, поеду и женюсь на девке, которая нас перевезла на лодке».
