Хамфри Карпентер - Джон Р. Р. Толкин. Биография
Представление предполагалось только одно. Костюмная репетиция закончилась задолго до начала спектакля, и члены ЧКБО решили, вместо того чтобы болтаться по школе, сходить попить чайку у Бэрроу (в том самом универсаме, от которого к названию ЧКБО добавилась буква «Б»). Переодеваться не стали, только накинули плащи поверх костюмов. В «Вагончике» никого не было, так что молодые люди плащи сняли. Изумление официантки и продавцов в магазине запомнилось им до конца жизни.
Потом был сам спектакль. В школьном журнале писали: «Миссис Малапроп в исполнении Дж. Р. Р. Толкина явилась настоящей творческой удачей. Она была превосходна во всех отношениях, не в последнюю очередь благодаря гриму. Р. Кв. Джилсон был весьма обаятелен в роли капитана Абсолюта; роль эта достаточно сложная, но он блестяще с нею справился. Что же до старого холерика сэра Энтони, его прекрасно сыграл К. Л. Уайзмен. Что касается второстепенных персонажей, высокой похвалы заслуживает трудная и неблагодарная роль Фолкленда, сыгранная Дж. Б. Смитом». Постановка окончательно скрепила дружбу Толкина с Дж. Б. Смитом. Эта дружба оказалась длительной и плодотворной, а Смит с тех пор стал считаться полноправным членом ЧКБО.
Во время летних каникул 1912 года Толкин на две недели отправился в лагеря с конным полком короля Эдуарда — отрядом территориальной кавалерии, в который он записался незадолго до того. Скакать верхом по равнинам Кента (лагерь располагался неподалеку от Фолкстона) Толкину понравилось, но погода в эти две недели стояла дождливая и ветреная, и по ночам палатки частенько сдувало. Толкин решил, что походной жизни в седле и под брезентом с него хватит, и через несколько месяцев вышел из полка. После лагеря он отправился в пеший поход по Беркширу, делать зарисовки в деревнях и карабкаться по холмам. А потом вдруг оказалось, что его первый студенческий год подошел к концу.
Толкин мало работал и обленился. В Бирмингеме он бывал у мессы по нескольку раз в неделю, но теперь, без надзора отца Френсиса, он предпочитал по утрам подольше поваляться в постели — особенно после того, как засиживался за полночь с друзьями, куря и болтая у камина. Он печально записал в дневнике, что в свои первые триместры в Оксфорде «не обращался или почти не обращался к религии». Он старался исправиться и даже вел дневник для Эдит, в котором записывал все свои проступки и промахи. Но хотя Эдит оставалась для него сияющим идеалом — ведь они поклялись друг другу в любви, и это связало их навеки! — Толкину запрещалось видеться с нею и писать ей, пока ему не исполнится двадцать один год — а до этого было еще несколько месяцев. А пока что почему бы не тратить время на дорогостоящие обеды, не болтать допоздна с приятелями и не проводить часы за валлийским и выдуманными языками?
Примерно в это же время он открыл для себя финский. Он надеялся когда–нибудь выучить этот язык с тех пор, как прочел «Калевалу» в переводе на английский, а теперь он нашел в библиотеке Эксетер–Колледжа финскую грамматику. С помощью этой грамматики Толкин взялся штурмовать поэму в оригинале. Позднее он говорил: «Это было все равно что обнаружить винный погреб с бутылками превосходного вина, какого ты никогда раньше не пробовал. Я был совершенно опьянен».
Он так и не выучил финский как следует — все, что ему удалось, — это одолеть часть «Калевалы». Но зато роль финского в создании его собственных языков переоценить трудно. Толкин забросил свой новоготский и принялся создавать для себя язык, в котором чувствовалось сильное влияние финского. Именно этот язык позднее будет фигурировать в его произведениях под названием «квенья», или «высокое эльфийское наречие». Впрочем, до этого еще далеко — однако семя грядущих творений уже было заронено. Он прочел доклад о «Калевале» в научном обществе колледжа, и в этом докладе говорилось о важности мифологии, которую мы видим в финских поэмах. «Эти мифологические песни, — говорил Толкин, — полны той первобытной поросли, которую европейская литература в целом вырубала и прореживала в течение многих веков, хотя и в разной мере и в разные сроки среди разных народов». И добавлял: «Хотел бы я, чтобы у нас сохранилось побольше такой мифологии — чего–нибудь подобного, но принадлежащего англичанам». Примечательная идея; быть может, он уже подумывал о том, чтобы создать такую мифологию для Англии самому?
Рождество 1912 года он провел у своих родственников Инклдонов в Барнт–Грине близ Бирмингема. В этом семействе было принято оживлять зиму самодеятельными театральными постановками, и на этот раз они поставили пьесу, написанную самим Рональдом. Пьеса называлась «Сыщик, повар и суфражистка». Позднее Толкин утверждал, что никогда не любил драматургии, однако на этот раз он был не только автором пьесы, но и ведущим актером — он играл «профессора Джозефа Квилтера, магистра гуманитарных наук, члена Британской академии, и проч., и проч., он же всемирно известный детектив Секстой Кв. Блейк–Холмс, сыщик», разыскивающего пропавшую наследницу по имени Гвендолин Гудчайлд. Наследница же тем временем влюбляется в нищего студента, который снимает комнату в одном с ней доме, и ей нужно, чтобы отец не нашел ее до дня ее совершеннолетия, который должен наступить через два дня, после чего она будет иметь право свободно выйти замуж.
Эта семейная комедия оказалась куда более актуальной, чем могли представить себе Инклдоны. Дело было не только в том, что самому Рональду предстояло отпраздновать свое совершеннолетие через несколько дней после спектакля, но и в том, что он втайне твердо решил воссоединиться с Эдит Брэтт. Он ждал этого почти три года и ничуть не сомневался, что и Эдит его ждала. Как только часы пробили полночь, отмечая наступление 3 января 1913 года, его двадцать первого дня рождения, Рональд сел в постели и написал письмо Эдит. Он еще раз признавался ей в любви и спрашивал: «Когда же наконец сможем мы соединиться перед богом и людьми?» Вскоре пришло ответное письмо. Эдит писала, что она помолвлена и собирается выйти замуж за Джорджа Филда, брата своей школьной подруги Молли.
Глава 6
ВОССОЕДИНЕНИЕ
Толкин мог бы решить забыть обо всем. Его друзья не подозревали о существовании Эдит. Его дядюшкам, тетушкам, кузенам и кузинам ничего известно не было. Знал только отец Френсис — и, хотя отныне по закону он не являлся опекуном Рональда, тем не менее он не желал, чтобы его воспитанник возобновлял тот давний роман. Так что Рональд мог спокойно порвать письмо Эдит и предоставить ей выйти замуж за Джорджа Фидца.
Однако же Рональд не мог так легко забыть всего, что происходило между ними на Дачис–Роуд, и не собирался нарушать своих обещаний. К тому же последние три года Эдит была его идеалом, его путеводной звездой и надеждой на будущее. Он холил и лелеял свою любовь к ней, так что чувство втайне разрасталось, несмотря на то что Рональду нечем было питать его, кроме юношеских воспоминаний и нескольких детских фотографий Эдит. А потому теперь он не видел иного пути, как отправиться в Челтнем и уговорить Эдит порвать с Джорджем Филдом и выйти замуж за него, Рональда Толкина.
