Р. Сементковский - Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность
или:
Речь мою про себя крой, буде в ней какую
Пользу чаешь; не ищи употреблять тую
К исправлению людей: мала к тому сила
Наша с тобой; исправит горбатых могила.
А в девятой сатире он выражается еще сильнее:
Что ж уж сказать о нашем житье межусобном?
Как мы живем друг другу во всяком деле злобном?
Тут глаза потемнеют, голова вкруг ходит,
Рука с пером от жалю, как курица, бродит.
И кончает сатиру следующим воплем:
Так-то сей свет состоит, так всем злым пристрастный,
Всех бедств, мерзости во всем полон, суестрастный.
Еще ж то тут у нас нет миллионной доли,
Ибо тое все списать нет силы и воли.
Девятая сатира была последней, которую написал Кантемир до своего отъезда за границу. Затем его литературная деятельность прерывается на несколько лет. Чтобы окончить нашу характеристику этого наиболее замечательного периода жизни Кантемира, нам остается прибавить немного. За свое участие в деле о кондициях он не получил никакого вознаграждения. Только впоследствии благодаря неусыпным стараниям его сестры княжны Марии, ей удалось выхлопотать у начинавшего входить в силу Бирона материальное обеспечение для братьев. Семье Кантемиров было пожаловано в нынешних Нижегородской и Орловской губерниях 1030 крестьянских дворов (но, как водилось в то время, недодано 280 дворов), принадлежавших прежде Меншикову и отобранных у него при его падении. Эти вотчины были пожалованы семье Кантемиров вообще, за исключением, понятно, князя Константина, который уже раньше, как мы видели, получил все состояние отца. В живых были тогда князья Матвей и Сергей, княжна Мария и наш Антиох. Таким образом, на долю последнего пришлось приблизительно 200 крестьянских дворов, т. е. состояние более чем умеренное, особенно при тех больших расходах, которые ему пришлось нести как представителю России при первоклассных европейских дворах, получавшему весьма недостаточное содержание. Если же иметь в виду, что князья Матвей и Сергей не принимали никакого участия в деле уничтожения кондиций и что другие участники в этом перевороте были щедро вознаграждены (князь Черкасский, например, получил бесчисленные поместья в нынешней Петербургской губернии, хотя и без того уже был очень богатым человеком), то мы убедимся, что наш сатирик вовсе не воспользовался государственным переворотом для своего личного обогащения и вообще, думая о государственной пользе, как он ее разумел, забыл о себе.
То же пренебрежение к своим материальным интересам он проявил и в другом, чрезвычайно важном для него деле, – речь идет о браке с княжною Черкасской. Дело это по недостатку точных данных оставалось неясным до последнего времени. Так, например, Стоюнин не может уяснить себе, почему этот брак не состоялся, и как бы удивляется, что наш сатирик, с одной стороны, словно его желал, а с другой – подсмеивался над своей невестой в известных стихах седьмой сатиры:
Сильвия круглую грудь редко покрывает,
Смешком сладким всякому льстит, очком мигает,
Белится, румянится, мушек с двадцать носит;
Сильвия легко дает, что кто ни попросит,
Бояся досадного в отказе ответа, —
Такова и матушка была в ее лета.
Действительно, все это может казаться на первый взгляд неясным или противоречивым. Но бумаги, найденные в московском архиве министерства юстиции, бросают свет на все это дело о несостоявшейся женитьбе нашего сатирика. Если судить по переписке между Антиохом и Марией, как будто мысль об этой женитьбе принадлежала не столько самому Кантемиру, сколько его сестре. Не следует забывать, что княжна Мария была, собственно, виновницей и столь печального по своим последствиям для сатирика брака его старшего брата Константина с княжною Голицыной. По крайней мере, в одном из своих писем она себя упрекает в том, что содействовала этому браку, или даже что он состоялся именно по ее почину. Не следует, кроме того, забывать, что княжна Мария как старшая среди детей после смерти матери вообще приняла на себя роль покровительницы всей семьи и устроительницы ее дел. Мы видим, что в письмах к Антиоху она постоянно возвращается к вопросу о его женитьбе на Черкасской. Брак этот действительно не мог не представляться заманчивым для ее любящего сердца. Княжна Варвара Алексеевна Черкасская была в тридцатых годах XVIII столетия одною из самых богатых невест в России. Ее приданое оценивалось в 75 тысяч душ, не считая драгоценностей и бриллиантов, составлявших также целое состояние. Кроме того, она отличалась красотою и, как утверждают современники, нравственными достоинствами. Отец ее по воцарении Анны Иоанновны пользовался большим влиянием сперва в качестве кабинет-министра, а впоследствии даже канцлера. Таким образом, этот брак мог не только обеспечить семейное счастье Антиоха, но и вывести его из материальных затруднений, обеспечить его на всю жизнь и открыть ему дорогу к высшим государственным должностям. Добавим к этому, что сам князь Черкасский очень благоволил к Кантемиру и вполне сочувствовал браку своей дочери с ним, хотя, подчиняясь влиянию жены, расположен был выждать назначения его на какой-нибудь видный пост. К тому же князь Черкасский был вообще человеком нерешительного характера, вечно колебался, так что княжна Мария недаром прозвала его «черепахой» и в своих письмах неоднократно выражает желание, чтоб у этой «черепахи» наконец выросли крылья. Значит, настойчивости от князя Черкасского ожидать было нельзя; но несомненно, что он возлагал большие надежды на Кантемира и вполне сочувствовал его сватовству, отказывая всем другим женихам. Чувства самой княжны Черкасской выразились в следующих ее словах: «Я выйду замуж за князя Кантемира; ни мать, ни отец не могут меня удержать от этого». Одна лишь мать невесты не особенно благоволила к нашему сатирику, так как она не считала его достаточно сановитым женихом для своей дочери. Тем не менее и она, как видно из переписки брата с сестрой, колебалась и по временам была очень склонна согласиться на брак, тем более что дочь уже переступила возраст первой молодости и относилась равнодушно к другим женихам. Несмотря на все эти благоприятные обстоятельства, брак Кантемира с княжною Черкасской не состоялся. Всякий другой жених с более решительными намерениями одержал бы в том же положении легкую победу над встретившимися ничтожными препятствиями. Но Кантемир как будто не только не старался их преодолеть, но даже прямо уклонялся от брака или, во всяком случае, как бы в угоду родителям невесты, старался его отсрочить. Трудно с точностью указать причины, заставлявшие его так действовать, но, в общем, можно восстановить то душевное настроение, которым это объясняется. Прежде всего нельзя предположить, чтобы Антиох действительно питал любовь или даже глубокую привязанность к своей невесте. На это мы имеем много указаний. В своих письмах он называет княжну Черкасскую в шутку «тигрицей», намекая на то, что приручить ее трудно, хотя она, со своей стороны, несомненно, любила Кантемира. В своих стихах он, как мы видели, подсмеивался над нею еще злее. Кроме того, тотчас по приезде в Лондон он обзавелся подругою жизни, к которой питал довольно серьезную привязанность. На это мы имеем прямое указание в письмах его сестры. «Кланяюсь вашей подруге, – пишет она ему в 1733 году, – и благодарю ее за выказываемую ко мне преданность… Этим письмом вы должны уверить ее в чувствах моей любви и благодарности». Через три года княжна Мария посылает той же подруге Кантемира подарок и прибавляет: «Все это делается мною из-за преданности, какую вы к ней питаете». Это, однако, не мешает княжне Марии мечтать о браке ее брата с княжною Черкасской и писать ему: «Я также согласна любить вашу подругу с тем только условием, чтобы из поцелуев и разговоров не вышло чего-нибудь серьезного, а главное, чтобы нам не нажить неприятностей и не обидеть невесту». Сам Кантемир иначе смотрел на дело, потому что он мало скрывает свои отношения к подруге и очень часто дает сестре чувствовать, что разговоры о «тигрице» ему надоедают. Он даже жалеет «о бедной девушке, которая так печально проводит лучшее время своей жизни. Еще несколько лет, и она будет старой девой, которая всегда найдет себе мужа, но только такого, который пожелает жениться на ее приданом, а не на ней. Впрочем, – заключает Кантемир, – это не наше дело».
