Мансур Абдулин - 160 страниц из солдатского дневника
Выйти из укрытия? А если это ловушка?! Еще вечером немцы дрались с ожесточением. Но любопытство одолевает: неужели правда капитуляция?! И что мы должны делать вот сейчас, в эту минуту? Я увидел вдруг, что хлопцы застеснялись, переглядываются с робкой радостной улыбкой: мол, чумазые мы как черти, в пыли, в саже… Принимать капитуляцию — это же не бой. Тут, наверное, нужен кто-то попредставительней… «Да где их искать, представительных, — с испугом подумал я. — Надо скорей принимать, а то немцы решат, что мы струсили, да передумают сдаваться!»
Спрыгнул я через головы хлопцев и пошел на середину улицы. Ноги как деревянные. Иду медленно. Белые тряпки и полотнища на многих домах, про которые мы и думать не думали, что там есть фашисты. Но где они сами?!
Поодаль от себя вижу таких же, как я, «представителей» — тоже нерешительно топчется каждый посреди улицы. Краем глаза друг на друга смущенно поглядываем: мол, вот, обрадовались, выставились как дураки… Кажется, раздайся сейчас выстрел, и в первый момент будет просто неловко друг перед другом…
Я свой автомат демонстративно перекинул через плечо: если смажут, думаю, все равно не успею воспользоваться…
И вдруг они полезли из-под развалин, из всех нор поперли одновременно. Тоже медленно шагают, бросают на снег автоматы и поднимают руки. К моему непредставительному виду они равнодушны. Вот пистолет упал к ногам. Только по этому и можно понять, что вон то завернутое в одеяло чучело — офицер. А пистолетом, сволочь, кинул в меня так, что мало не промахнулся. Злись на здоровье, сдавайся только!
Я вдруг с облегчением понял, что подвоха не будет: немцы народ дисциплинированный. И это самая что ни на есть настоящая капитуляция.
Хлопцы, увидев фашистов в таком виде, приосанились и тоже высыпали на улицу: гитлеровцы рядом с нами просто огородные пугала. Какое только тряпье на них не наверчено! Бросают оружие в кучи и молча становятся по восемь-десять человек в колонны.
* * *Ну днем мы все же сходили посмотреть на тот самый универмаг, где был штаб Паулюса. Весь город в белых тряпках. Только расслабились — к вечеру известие: отдельные группы гитлеровцев продолжают сопротивляться. И еще неделю мы прочесывали улицы, выкуривая недобитых фанатиков из системы канализации.
Из разрушенного, но непокоренного города медленно потянулись мимо нас колонны пленных гитлеровцев. Больные и ослабленные плетутся в хвосте колонн, закутанные одеялами с головы до ног. Спрашиваю наших конвоиров:
— Куда их?
— В Гумрак, — нехотя отвечают конвоиры.
Вспоминаю чудовищные штабеля из скелетов наших военнопленных в гумракском лагере… Эти, я знаю, останутся живы. Для них война кончилась. Пусть смотрят на те штабеля. Пусть размышляют, что есть фашизм…
Всех нас, кто остался в живых, наградили медалями «За оборону Сталинграда». Но живых осталось мало. Из лично мне знакомых людей остались живыми после Сталинградской битвы:
Козлов Виктор Васильевич, минометчик, проживает в Днепропетровске;
Амбарцумьянц Георгий Леонтьевич, разведчик, из Ташкента;
Амбарцумьянц Антонина Антоновна, санитар-медсестра, Ташкент;
Картошенко Николай Михайлович, командир стрелковой роты, Курган;
Егоров Владимир Георгиевич, комиссар полка 1036, из Полтавы;
Егорова Анна Александровна, секретарь политотдела дивизии, Полтава;
Макаров Николай Васильевич, минометчик, однокашник мой по Ташкентскому пехотному училищу, живет в Москве;
Емельянов Афанасий Иванович, артиллерист, из Новоалтайска;
Луценко Мария Семеновна, медсестра, живет в Новотроицке;
Терехин Николай Андреевич, стрелок, Новотроицк;
Николаев Петр Сергеевич, стрелок, живет в Новотроицке;
Евстигнеев Иван Александрович, минометчик, живет в селе Пестровка Башкирской АССР;
Мануйлов Геннадий Михайлович, орудийный мастер, из Челябинска;
Садчиков Захар Ефимович, ездовой, проживает в селе Благодатное Оренбургской области;
Шулика Михаил Иванович, артиллерист, из города Иноземцева Ставропольского края;
Тукхру Иван Иванович, замкомполка 1034, ныне генерал-майор, живет в Таллине;
Дмитриев Алексей Петрович, командир одного из полков, к концу битвы командир 1034 полка 293-й стрелковой дивизии, ныне Герой Советского Союза, из Омска;
Билаонов Павел Семенович, начальник штаба одного из полков 293-й стрелковой дивизии, ныне генерал-лейтенант, Герой Советского Союза, живет в Киеве;
Лосик Олег Александрович, воевавший в составе 4-го мехкорпуса в полосе боевых действий 293-й стрелковой дивизии, ныне маршал бронетанковых войск, Москва.
Может, еще кто из лично мне знакомых отзовется?.. Это была бы огромная радость.
К концу битвы курсантов-минометчиков из Ташкентского пехотного осталось совсем мало. Было решено рассредоточить нас по ротам среди нового пополнения. Фуата перевели в другой батальон, и нам пришлось расстаться. Больше мы не встретились.
Часть II
Набираем силы
В станице Карповка, где расквартировалась наша, теперь уже 66-я гвардейская дивизия, мы наконец объявили жаркий и сладостный бои вшам!
Вмиг построили по собственным «проектам» жарилки и бани. Каждый день моемся, паримся, жаримся. В жарилке накаляется наше обмундирование так, что дымится, а вши не погибают… Измучились мы с ними. Что делать? И вот однажды наша жарилка сгорела. Мы — в одних ремнях остались.
Привезли новое обмундирование — с иголочки! Вшей не стало с того дня совсем! «Капитулировали!» — смеялись мы.
Ну и одна за другой стали гореть жарилки во всех ротах… Никакой особый отдел не взялся расследовать причины этих пожаров…
И наконец-то я выспался! Хоть не на кровати, но в помещении, а не в окопе.
Ощущение охватило такое, что войне конец… Ох, как же еще далеко было до конца! Скольким людям еще придется погибнуть от той весны сорок третьего до весны сорок пятого года… В составе 32-го гвардейского стрелкового корпуса наша 66-я гвардейская стрелковая дивизия в железнодорожных эшелонах следовала через Тамбовскую, Липецкую и Воронежскую области в сторону… Курской.
Запомнил в Липецкой области одну милую железнодорожную станцию, где наш эшелон простоял несколько дней. Эта станция и поселок при ней называются Добринка. Название вызывало у нас особое чувство интереса к жителям. Особенно мы подружились с детьми. Детей мы кормили из своей кухни.
Несмотря на трудное материальное положение, в поселке царило праздничное настроение, и все были уверены в скором окончании войны. Старики и женщины старались угощать нас чем могли, и, главное, мы чувствовали их любовь к нам, нашей армии. Была весна, когда особенно не хватало еды, и мы тоже делились своим небогатым пайком с добринскими жителями. По кусочку хлеба или сухарика выкраивали для них. Дети хлеб не ели, а сосали, как лакомство, чтоб продлить удовольствие…
