Вячеслав Лопатин - Суворов
Четвертого февраля 1774 года Потемкин прискакал в Царское Село. 1 марта он был пожалован в генерал-адъютанты. Затем последовали новые назначения, сделавшие Потемкина главным советником государыни по военным делам. Вскоре их союз был скреплен тайным браком. «Я без тебя, как без рук», «В тебе одном больше ревности к общему делу, нежели в протчих», «Что враги России и мои равномерно и тебе ищут досады, сему дивиться нечего, ибо ты им опаснее всех по своим качествам и моей к тебе доверенности» — такими признаниями полны письма Екатерины Потемкину.
Надо было утихомирить разыгравшуюся в Поволжье и Предуралье народную стихию. Потемкин добился того, чтобы главнокомандующему Румянцеву была предоставлена полная свобода рук для ведения мирных переговоров с турками. Не забыл он и своего боевого товарища: высоко ценя решительность, мужество и военный талант Суворова, рекомендовал его Екатерине как военачальника, способного быстро прекратить смуту.
Семнадцатого марта 1774 года Александр Васильевич получил долгожданный чин генерал-поручика. 29-го Екатерина писала Бибикову, недовольному действиями своего подчиненного И.А. Клапье де Колонга: «На случай же неспособности того Генерал-Порутчика к исполнению от Вас ему предписываемого отправлен будет к Вам немедленно Генерал-Порутчик Суворов».
Военная коллегия предписала Румянцеву откомандировать Суворова к Оренбургскому корпусу. Фельдмаршал предписание не исполнил, поскольку сам рассчитывал на своего нового родственника. В мае он двинул за Дунай два корпуса с решительными намерениями — разбить неприятеля и взять Шумну, где находился визирь. Одним корпусом командовал Суворов, другим — Михаил Федотович Каменский.
Последний был моложе Суворова на восемь лет, однако чин генерал-поручика получил чуть раньше и, следовательно, имел старшинство. Опытный Румянцев не мог не видеть разницы дарований посылаемых за Дунай генералов. Возможно, по этой причине он, в нарушение всех правил, прямо не подчинил Каменскому Суворова. Александр Васильевич, уловив эту слабину и не желая подчиняться осторожному и методичному Каменскому, шел со своим корпусом таким образом, чтобы только не пересечься с «мальчиком». Каменский пожаловался Румянцеву. Фельдмаршал раздраженно напомнил Михаилу Федотовичу о правилах старшинства, переложив на него ответственность за налаживание отношений. Военные историки справедливо упрекают мастера военного искусства за непоследовательность, однако его расчет оправдался.
Девятого июня, когда в районе села Козлуджа, наконец пути генералов пересеклись, Суворов поспешил двинуть свой корпус вперед. Во главе кавалерийского авангарда он втянулся в лесистое, протяженное дефиле[3], не подозревая, что с другого конца движется авангард сорокатысячного турецкого корпуса. При столкновении с противником слабые суворовские передовые части были отброшены.
Рассказ самого Суворова об этих событиях мальчик Денис Давыдов услышал после маневров лета 1793 года на обеде, данном его отцом бригадиром Василием Денисовичем в честь графа Александра Васильевича.
«После обеда — вспоминал герой войны 1812 года, — Суворов завел речь о лошади, на которой ездил на маневрах и приехал к нам на обед. Хвалил ее прыткость и силу и уверял, что никогда не езжал на подобной, кроме одного раза, в сражении при Козлудже.
"В этом сражении, — сказал он, — я отхвачен и преследуем был турками очень долго. Зная турецкий язык, я сам слышал уговор их между собою, чтобы не стрелять по мне и не рубить меня, а стараться взять живого: они узнали, что это был я. С этим намерением они несколько раз настигали меня так близко, что почти руками хватались за куртку, но при каждом их наскоке лошадь моя, как стрела, бросалась вперед и гнавшиеся за мною турки отставали вдруг на несколько саженей. Так я спасся!"».
Противник дрался с ожесточением. Захваченным русским пленным турки отрезали головы. Но по выходе из леса неприятель столкнулся с построенной в каре суворовской пехотой и был отброшен. Генерал немедленно двинулся вперед. Стояла сильная жара, и вдруг разразившийся ливень освежил наступающих. Выбив противника из дефиле, Суворов увидел главные силы турок, значительно превосходившие его собственные и занимавшие хорошо укрепленные высоты.
Но полководец был уверен в своих войсках. Дав небольшой отдых уставшим бойцам, он повел решительное наступление, действуя пехотными каре с кавалерией на флангах. Появляясь в самых горячих точках сражения, Суворов воодушевлял воинов, среди которых были и его любимые суздальцы. Подоспевшая артиллерия (десять орудий) повернула колесо Фортуны в сторону атакующих. Противник бежал, бросив лагерь. Успех был полным. Победителям достались 29 орудий, 107 знамен и обоз.
Из корпуса Каменского в сражении участвовал только один кавалерийский полк — остальные подошли после. Таким образом, победа была добыта Суворовым и его войсками. Если смотреть надело формально, победитель пошел на нарушение дисциплины и заслуживал не только упрека, но и наказания. Но, как справедливо отмечал А.Ф. Петрушевский, «Каменских встречается в военной истории сотни, а Суворовых — единицы». Зная горячность и неуступчивость коллеги и соперника, Александр Васильевич взял на себя ответственность за решительное наступление и делом доказал свою правоту. «Победителя судить не должно».
Разгром главных турецких сил открывал путь на Балканы. Но вместо продвижения вперед Каменский собрал военный совет. Под предлогом недостатка провианта и трудных дорог совет решил приостановить движение русских войск на шесть дней. Не желая обострять отношения с Каменским (и без того раздраженным его действиями), Суворов подписал мнение совета, но, недовольный фактическим срывом блестяще начатой операции, под предлогом болезни уехал в Бухарест.
Румянцев, узнав о решении совета, резко выговорил Каменскому за неумение пользоваться плодами победы и потребовал идти вперед на Шумлу где у визиря почти не было войск. Досталось и Суворову — главнокомандующий перевел его в корпус Салтыкова, в котором год назад он начал свою славную службу на берегах Дуная.
Победа при Козлудже была использована Румянцевым в полной мере. Он переправил через Дунай крупные силы, готовые поддержать выдвинувшийся за Балканы передовой отряд бригадира И.А. Заборовского. Визирь запросил перемирия. В ответ Румянцев заявил, что условия мирного договора давно обсуждены и что он в своей ставке в местечке Кючук-Кайнарджи ждет турецких уполномоченных. Престарелый визирь Муссун-заде Мегмет-паша (противник продолжения проигранной войны) капитулировал. 10 июля 1774 года мирный договор был подписан. Согласно договору Крымское ханство объявлялось независимым (выходило из вассальной зависимости от Османской империи) с уступкой России территории южнее Азовской крепости (граница по реке Ея), территории в низовьях Днепра и Южного Буга, а также крепостей Керчь и Еникале в самом Крыму и Кинбурна на узкой косе напротив мощного турецкого форпоста — Очакова. Порта признала за Россией власть над Большой и Малой Кабардой. Имеретинское царство в Грузии освобождалось от унизительной дани (невольниками, деньгами и натурой). Российские торговые суда получили право беспрепятственно плавать по Черному морю и проходить через Босфор и Дарданеллы в море Средиземное. Княжествам Молдавии и Валахии была гарантирована ограниченная автономия. Османская империя как зачинщица войны должна была выплатить большую контрибуцию. Это был выдающийся успех русского оружия и русской дипломатии.
