Владислав Крапивин - Под созвездием Ориона
Суконные брюки Стасик больше не надевал, ходил в старых байковых шароварах с заплатами на коленях. И однажды он жалобно сказал Серёге Сумову – самому вредному из всех дразнильщиков:
– Ну чего вы пристаете! Я те штаны давно уже не ношу, а вы все одно и то же! Какой я вам моряк!
Серёга был вредный, но не глупый. Он ехидно сощурился:
– Да ходи ты хоть совсем без штанов, все равно будешь «Моряк – немытый хряк». Пока все помнят твои дурацкие стихи про дурацкий кораблик…
– Почему это они дурацкие? – спросил Стасик. И начал понемногу злиться.
– Потому что дурацкие! От первой до последней строчки!
– Чего-чего? – Стасик тоже прищурился и разозлился посильнее. А у него было такое свойство – чем больше сердится, тем меньше боится. – Ну-ка повтори!
– От первой до последней строчки, – с удовольствием повторил Серёга Сумов.
– Да ведь п е р в у ю – т о написал не я, а Пушкин!
– Ну и что? Все равно дурацкая, – необдуманно заявил Сумов.
По отношению к себе Стасик мог стерпеть многое. Но когда такое говорят о Пушкине!..
Елена Ивановна растащила Репьёва и Сумова через минуту. У каждого под глазом было по лиловой дуле. К тому же, у Серёги в носу краснело что-то похожее на ягоду-клюкву.
Девчонки-третьеклассницы тут же сообщили учительнице подробности ссоры. Елена Ивановна сказала, что никак не ожидала от воспитанного Стасика Репьёва такого поведения. И ей придется записать ему в дневник замечание. А Сумову она поставит двойку по чтению, чтобы не говорил глупых слов об Александре Сергеевиче.
Серёга заревел. Девчонки тут же его начали жалеть и просить Елену Ивановну, что не надо ставить двойку, а то Сумова дома взгреют дважды: не только за синяк, но и за плохую отметку.
– Так и быть, – сказала Елена Ивановна. – Но в следующий раз не говори глупостей.
Тут девчонки вспомнили про Стасика. Это же несправедливо: Сумову ничего, а Репьёву замечание.
– Ладно, не стану на этот раз писать, – решила Елена Ивановна, – Идите сюда оба, я припудрю вам синяки…
…– И больше вас не называли моряком? – смущенно спросил Ёжик, который сидел сейчас у Генки на коленях.
Станислав Сергеевич сказал, что называли. Но никаких дразнилок к этому слову уже не прибавляли. Драка с Сумовым укрепила его авторитет.
– А почему ты не стал писать стихи, когда вырос? – спросил Стасик
– Потому что у каждого свои склонности. С годами мне все больше нравилось писать смешные рассказы и фельетоны. Но я всегда любил Пушкина и люблю до сих пор. Читаю почти каждый день. И это мне помогает в жизни… А Сумов, кстати, сделался артистом драматического театра. И в течение нескольких сезонов играл роль Александра Сергевича в пьесе «Сказки в Михайловском». Вот такие бывают повороты судьбы…
– Вот такие бывают повороты судьбы, – заметил Генка, когда они на обратном пути решили шагать напрямик и оказались в колючем кустарнике. Шипастые ветки царапались, как сердитые коты.
– Ничего. «Не бывает сказок без колючек», – напомнил Ёжик Генке строчку из его собственных стихов.
– Да, – согласился Генка. И добавил две новые:
Пусть шиповник этот лют,
Все равно его стерплю…
И он, стиснув зубы ринулся напролом. Ёжик – за другом .
И почти сразу они оказались на берегу Стеклянного ручья.
– Смотри-ка! – воскликнул Ёжик. – Путешественники!
В половинке выдолбленной тыквы плыли по ручью два ежевичных гнома – Федя и Бутон.
– Прямо как в галеоне! – обрадовался Генка. – Ну-ка, давай позовем их!
Он надул щеки и громко сказал:
– Бум!
– Бах! – поддержал его Ёжик.
– Бум!
– Бах!
– Эй, вы чего?! – крикнул с «галеона» Бутон.
– Стреляем, – сказал Ёжик.
– Зачем? – огорчился Федя. – Мы же с вами не воюем.
– Это не для войны! Это приглашение к пристани! – объяснил Генка.
– А! Как в «Сказке о царе Салтане»! – обрадовался Федя . Он был начитанный гном.
– Да! – крикнул Генка. – И о его сыне Гвидоне!
Князь Гвидон совсем не лют,
Вся его стрельба – салют!
– А зачем нам к вашей пристани? – спросил подозрительный Бутон.
– Мы вас орехами угостим! – И Генка запустил руку в карман.
Он и Ёжик дали гномам орехов. Гномы сказали спасибо, поболтали о том, о сем и поплыли дальше по своим делам. Вниз по течению. По пути они грызли крупные лесные орехи, а скорлупу бросали в воду. В эти скорлупки забирались всякие водяные личинки и головастики. И плыли следом за гномами. Тоже будто в корабликах. Но Генка и Ёжик шагали к дому и этого не видели. А не то начинающий поэт Репьёв наверняка сочинил бы стихи о таком путешествии…
***
Вот такая сказка. Галка и Лилька, услышав ее, наверняка обозвали бы меня «Врунгелем» (по крайней мере за ту часть, где Ёжик и гномы). Они тогда не читали книжки Андрея Некрасова о приключениях знаменитого капитана, и это прозвище следует отнести на счет их собственного словотворчества. Врунгелем они обзывали меня неоднократно – за всякие мои фантазии (хотя слушать их любили).
Однажды на каком-то банкете (кажется, по поводу пятидесятилетия журнала «Пионер») мы сидели рядом с Андреем Сергеевичем Некрасовым и, слегка поддав, веселились и говорили, что вдвоем представляем «объединенные морские силы славного журнала». Там я и рассказал ему, каким прозвищем награждали меня в пору начальной школы. Андрей Сергеевич обрадовался. Он сказал, что поставит вопрос о моем приеме в Клуб капитанов, куда входят разные знаменитые моряки. Сам он был, по-моему, председателем этого клуба. По крайней мере, носил его значок – черный прямоугольник с капитанским шевроном торгфлота (я на этот значок смотрел с нескрываемой завистью).
Я возразил, что у меня нет никакого морского диплома, только удостоверения яхтенного рулевого и командира шлюпки. Андрей Сергеевич утешил меня, что я имею право на почетное членство, как автор книг про морские дела и руководитель флотилии «Каравелла». Некоторое время я жил надеждой на приобщение к славному сонму капитанов, но увы… не все планы сбываются.
А жаль. Мне иногда кажется, что в этом клубе я встретил бы того пожилого высокого капитана, который командовал учебным фрегатом «Орiонъ». Он спросил бы:
– Что же вы не дождались меня тогда у двадцать шестого кабинета?
– Извините, капитан, так получилось. Может быть, еще не поздно?..
Нет, поздно уже…
Зато я только сейчас (честное слово, не вру – за час до того момента, как пишу эти строчки) получил письмо другого капитана – своего давнего друга Захара Липшица, который словно специально позаботился о том, как мне закончить эти мемуарные заметки.
