Серго Берия - Мой отец Лаврентий Берия. Сын за отца отвечает…
— Быть может, власти освободили вас потому, что вспомнили знаменитую максиму «сын за отца не отвечает»?
— Не думаю, что эта милость принадлежала исключительно власть имущим. На них сильно влияли лица, поддерживающие меня в науке. Они не только добились моего освобождения, но и возвращения к любимой работе. В Свердловске меня навестил Курчатов, приезжали и другие ученые. Должен заявить со всей откровенностью и благодарностью, что меня спасла русская техническая интеллигенция! (И это я расцениваю, прежде всего, как отношение к моему отцу, а потом ко мне — ни в чем не повинному молодому человеку!)
— Скажите, после освобождения органы не пытались вас склонить к сотрудничеству? По законам «жанра» вы могли бы стать для них весьма подходящим персонажем…
— Не удостоился такой чести! Общение со мной в Лефортово и Бутырке, наверное, убедило их в том, что бесполезно рассчитывать на мое стукачество. Выпустив из тюрьмы, «рыцари плаща и кинжала» держали меня в Свердловске под постоянным наблюдением.
— Свердловск был ссылкой?
— Официально нет, но фактически — да. Без особого разрешения ни я, ни мама не могли ступить ни шагу.
— Правда, что ваша мать ездила в родной Мартвили и хотела получить там земельный участок, но местные власти ей отказали?
— Мать ездила в Мартвили как раз по приглашению местных властей, охотно отозвавшихся на ее просьбу, однако вмешалось КГБ в лице начальника его грузинского подразделения Алексея Инаури, и маму под охраной привезли обратно в Свердловск.
— В годы вашего пребывания в Свердловске мать посещала Грузию и нелегально?
— В 1958 году мы получили от анонимного респондента фотокарточку, на которой был запечатлен мой отец на фоне президентского дворца в Буэнос-Айресе. «Если вас заинтересовало мое послание — писал аноним, — поезжайте в Челябинск, где в таком-то месте в такое-то время встретите человека который и объяснит все подробности». Матери послание показалось убедительным и вопреки официальному запрету она настояла, чтобы я поехал по указанному адресу. В то время в Челябинске гостила моя няня, упоминаемая ранее Элла Альмендингер, брат которой возглавлял один из местных заводов. Я сообщил ей по телефону, что приеду и, возможно, обращусь с просьбой о помощи. В субботу утром мы с товарищем сели на велосипеды и отправились в путь. Из Свердловска в Челябинск — километров 250 — расстояние не такое уж непреодолимое для молодых и здоровых парней. Я поведал Элле Эммануиловне всю историю и попросил вместо меня пойти на свидание. Она согласилась, но вскоре вернулась с неприятной новостью: инкогнито настаивал на личной встрече с мамой. Вскоре после моего возвращения из Челябинска нам подбросили журнал «Вокруг света» с публикацией того же снимка и очередной запиской: мол, маму ожидают в селе Анаклия Зугдидского района, что на берегу Черного моря. Мы не исключали, что это может быть провокацией, хотя и не очень понимали ее цель. Допустим, хотят заставить нас нарушить паспортный режим, а потом наказать. Но зачем заманивать нас за тридевять земель, когда для наказания можно придумать массу поводов на месте? Тем более, что подобная перспектива нас не страшила: к одиночному заключению нам не привыкать…
Итак, мама решилась ехать в Грузию. На заводе «Уралхиммаш», где она работала, ей оформили больничный лист, а мои друзья организовали конспиративный перелет в Сухуми. Маму там встретили и, чтобы не привлекать особого внимания, рейсовым автобусом доставили в Анаклия. Там она гостила в очень милой семье и на протяжении недели ежедневно ходила в указанное место» но, к сожалению, тщетно. На встречу никто не явился. До сих пор не понял, в чем заключалась суть этой жестокой игры. Мама до конца жизни верила, что отец жив, и в редкие минуты, когда мы возвращались в прошлое, говорила: «А может быть…»
— Лаврентий Павлович был, конечно, человеком прозорливым, опытным. Неужели он не предугадал надвигающейся опасности?
— Отец допускал, что его требование всем членам ЦК отчитаться перед чрезвычайным съездом партии, на созыве которого он настаивал, и объяснить свое участие в репрессиях, может вызвать резкую реакцию, даже протест. Он предполагал политическую борьбу, но не террор. В этом — его главная ошибка.
— Хоть кто-нибудь остался верен дружбе с вашим отцом после того, как его не стало?
— Верных ему людей убрали вместе с ним. Многие, кого соратниками назвать нельзя, — они выполняли его служебные поручения, — оказались в местах не столь отдаленных. Чем упорнее человек защищался, опровергая свою причастность к преступлениям Берия, тем больший срок наказания получал.
— Вы верите в сопричастность к аресту или убийству Лаврентия Павловича таких деятелей, как Жуков, Конев, Батицкий?
— То, что против отца использовали военных, несомненно. Его убийство было, по существу, военным переворотом. О роли конкретных военачальников в этом перевороте затрудняюсь что-либо сказать. Знаю лишь одно: Георгий Константинович Жуков дружил с моим отцом. Они сотрудничали как до войны, так и весь военный период. Отец всячески поддерживал Жукова, когда тот попадал в очередную опалу. Именно Георгий Константинович составил для отца списки уцелевших от ежовских репрессий военных, впоследствии реабилитированных и возвращенных в армию; среди таких — Рокоссовский, Мерецков и др.
После выхода мемуаров маршала Жукова я получил возможность побеседовать с ним, кстати, по его же инициативе. Он мне сказал тогда: «Все разговоры о моем участии в аресте Берия — чистейшей воды выдумка!» Я ему поверил, ибо какой смысл Георгию Константиновичу оправдываться передо мной: он все-таки не походил на Микояна! Я поверил и Швернику, который, будучи членом суда, не видел на судебном процессе моего отца. Не было его там!
— Кого же тогда судили?
— Сидел на скамье подсудимых слегка похожий на отца какой-то человек и за все время разбирательству не произнес ни слова.
«Это не был твой отец!» — сказал мне Шверник. Михайлов утверждал то же самое.
Да и вы сами поверите в то, что Лаврентий Берия упускает последний шанс защитить себя?!
Я сопоставил их рассказы с увиденным в тот злосчастный день и пришел к выводу, что отца уже не было в живых, когда меня позвали к телефону. Трудно сказать, кого выносили на носилках из нашего дома, когда я подъехал туда. Но я не исключаю, что это было тело отца: слишком много подозрительных совпадений!..
— Членом Специального Судебного Присутствия был и Митрофан Кучава, председатель грузинских профсоюзов.
Кто-кто, а он уж точно мог определить, кто находился на скамье подсудимых — Берия или подставное лицо!..
