Ганс Рефельд - В ад с «Великой Германией»
Так как наши грузовики снабжения часто едут до Вены, я заявляю, что нашел бы, пожалуй, такую возможность. «Сложите чемодан для девушки и подготовьте его для поездки. Я советую вам сделать это как можно скорее, так как русские могут быть здесь очень скоро». На прощание профессор с женой обнимают меня. Я узнаю, что они только дядя и тетя девушки. Вечером я узнал, что на следующий день грузовик нашей ремонтной группы поедет за запасными частями в Вену. После построения и постановки часовых я отправляюсь к профессору и информирую его о подходящей возможности вывезти девушку. После короткого совещания все трое приходят к согласию. Теперь я обращаюсь к ним с просьбой, не снабдят ли они меня большим количеством теплой воды, чтобы я мог помыться? Меня отводят в маленький домик, где стоит допотопная цинковая ванна. Затем хозяева отправляются готовить мне горячую воду. Я принимаю их предложение с благодарностью. Через некоторое время ванна наполняется горячей водой, и я могу мыться с «известным», плохо вспенивающимся мылом вермахта. Господи боже, что за приятное чувство! Хорошо бы теперь иметь чистое нижнее белье. Но, к сожалению, я вынужден одеть мое старое, далеко не первой свежести белье. Моя оливково-зеленая рубашка пропитана средством от педикулеза, и, следовательно, я могу не опасаться вшей. Я возвращаюсь в дом, как новорожденный. Меня приглашают отобедать, но я уже поел из своего котелка гуляш с макаронами. Тем не менее я остался и не отказался от плодового вина. Я записываю фамилию семьи, а также имя девушки, однако машина сегодня, к сожалению, не едет. Девушка сложила свой чемодан, положив в него спортивную одежду, а также все необходимые бумаги. Я говорю, что заберу ее следующим утром, провожу к грузовику и представлю водителю. Шофер пожилой и вполне достойный доверия. После последнего стакана плодового вина я прощаюсь.
23 апреля 1944 г. Сразу после утреннего построения я иду к водителю грузовика, и мы вскоре останавливаемся перед домом профессора. Он вручает шоферу деньги с благодарностью за то, что тот довезет девушку до Вены. Водитель смеется и говорит: «Садитесь, мы отправляемся». После прощания со слезами на глазах я подаю девушке руку и желаю ей счастья. Она неожиданно обнимает меня и целует в щеку. Я несколько озадачен и говорю ей с улыбкой: «Доброго пути и всех благ!» Водитель дает газ, и машина трогается. Профессор с женой стоят перед домом и машут руками до тех пор, пока грузовик не скрывается из вида. Из бокового окна машины я вижу машущие руки, пока дом профессора не остается позади. Я думаю про себя: «Надо надеяться, все сойдет удачно и в Вене девушка найдет знакомых, адрес и имена которых профессор ей записал». Я говорю шоферу, чтобы он остановился у ворот сада, хлопаю его по плечу и выхожу из машины. У меня, как и у девушки, слезы на глазах. Тогда я очень надеялся, что девушку хорошо примут знакомые в Вене. Однако через несколько месяцев русские уже вошли в Вену!
24 апреля 1944 г. Иван перед нами ведет себя спокойно. Теперь мы установим официальный купальный день в доме, где есть настоящая ванная. Там есть возможность подготовить много горячей воды, и затем, в зависимости от звания, устанавливается очередь на помывку в ванне! Однажды иван заметил дым, идущий от печки, которую разжигали, готовя горячую воду. Русские бросили несколько гранат прямо в нашу «баню». А я как раз сидел в ванной в чем мать родила. Окно бани смотрит, как нарочно, на восток. Я быстро оделся и вышел, а в ванную уже заходит следующий посетитель. Хотя иван и хотел запретить нам мыться, мы не сдались! Из грузовика, где лежат наши рюкзаки, мы достаем свежее нижнее белье. Однако я не обмениваю мою «антипедикулезную» верхнюю сорочку. Хотя она и грязновата, но это лучше, чтобы потом заводить вшей.
25 апреля 1944 г. Мы укрепляем свои позиции для большего спокойствия. Теперь обороняемся в общем союзе с 1029-м отдельным моторизованным полком «Великой Германии». Хотя мы и не имеем в своем составе «дипломированных рекрутов», я не устанавливаю ночью двойного поста. Часовых меняю через каждые два часа. До сих пор все было нормально. Довольны ли теперь парни таким порядком или предпочли бы дежурить по двое, я не знаю.
26 апреля 1944 г. Сегодня с утра я проверяю посты. Подхожу к одному из них в 07.00 и кричу: «Пост 4! Где вы?» Там никто не отвечает. Я подхожу ближе, на винтовочный выстрел, и сердито кричу еще раз. Никакого ответа. Я спускаюсь в окоп, замирая от страха. Там лежит сошка от миномета на плите, закрытой брезентом! Русских нет! Что здесь произошло? Когда я поднимаюсь наверх, то вижу наблюдателя артиллерии пехоты. Спрашиваю у него, что случилось. И узнаю, что командир батальона с несколькими офицерами приехал из Хелльвердена сюда инспектировать позиции, но нашел огневую позицию без охраны. Командир забрал трубу от миномета и одного из связных! Ярость охватывает меня! Я кричу изо всех сил: «Постовые, минометчики! Проклятье! Где вы?» Из ближайшего кустарника выходят и вытягиваются передо мной оба едва проснувшихся парня. Я устраиваю им нагоняй и гоняю с четверть часа, положив на землю. «Ползите! Вперед! Марш, марш! Я разбужу вас, сони!» Хватит. Теперь они уже окончательно проснулись! Все же это молодые «сачки». Один из них, рядовой моторизованной пехоты Р., дерзко выкрикивает какие-то ругательства! Я снова заставляю его ползти! Когда парень прекращает угрожать, лежа передо мной на земле, я кричу: «Идите на свое место! И наблюдайте! В случае нападения вы запросто могли бы получить пулю в лоб. Однако я теперь буду внимательно следить за вами. И учтите, я хорошо наблюдаю!» Этот парень уже в Венгрии отличился. Я добавляю: «Будьте бдительны. Смотрите в оба глаза!» Вместе со связным я отправляюсь затем в долину. Придется доложить обо всем командиру, и я, скорее всего, получу выговор. Сначала я подхожу к штабу батальона, чтобы оценить обстановку. Внимательно осматриваясь по сторонам, иду от помещения к помещению, подхожу к домику радиста и вижу свою трубу, которая лежит рядом, под окном. Обер-ефрейтор, который нес там службу, приветствует меня и говорит спокойно: «Не ищете ли вы свою трубу? Она лежит здесь». При этом он указывает на трубу под подоконником. На это я ему отвечаю: «Ну, слава богу! Без трубы не постреляешь!» Он кивает мне. Затем я зову моего связного, мы забираем трубу и потихонечку исчезаем. Вскоре труба установлена на своем месте, минометчики уже там и готовы открыть огонь. Теперь я снова возвращаюсь к командиру батальона. Он выслушивает доклад, потом внимательно смотрит на меня и спрашивает: «Не хотите ли добавить чего-либо важного?» Я отвечаю: «Господин полковник, труба от миномета, которая загадочно исчезла, уже снова установлена. Минометчик готов открыть огонь!» — «Вы все же нашли ее? Странно, она была у меня здесь». При этом он ухмыляется и поднимает указательный палец. Я объясняю ему положение вещей и в конце доклада добавляю: «Если мы получаем таких молодых, неумелых рекрутов, то не должны удивляться ничему». Еще один строгий взгляд, и, наконец, мир восстановлен. Уже хорошо, что мы за эти недели стали ближе знать друг друга! Последняя неделя апреля проходит относительно спокойно, без особых происшествий. Наша дивизия сражается в местности около города Яссы, и нас, видимо, должны скоро сменить. И действительно, офицеры получили указания принять новое подразделение, которое должно занять наше место. Это 8-я дивизия егерей. Мы знаем процедуру сдачи и приема, и, таким образом, все проходит без проблем. Они спрашивают у нас детали, и мы передаем им самые важные сведения. Затем дело только во времени. Солдаты 8-й дивизии егерей принимают наши позиции, мы собираемся у грузовиков. Как только они появляются, я докладываю, что мы готовы к выступлению. Водитель, тот, что взял в свое время в Вену девушку, уже давно приехал назад, и я доложил профессору, что он благополучно доставил его племянницу в Вену. Старый господин сердечно обнимает меня и повторяет: «Спасибо, спасибо, вы — хороший человек». Это даже меня немного раздражает. Мы прощаемся с самыми хорошими взаимными пожеланиями. Едем сначала только до Чимполунга и останавливаемся там на несколько дней. До сих пор все нам сходило удачно, и ивана мы нигде не заметили. Пожалуй, никогда нам не было так спокойно.
