Геннадий Тоболяк - Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!
Я как командир группы разведчиков был не из последних в Афганистане, кто активно использовал в борьбе с «камикадзе» и басмаческим подпольем дезинформацию, чтобы спутать планы басмаческого подполья и направить по ложному следу. Японцы, как известно, были мастерами дезинформации. Японские бомбы, сделанные из американского металла, предназначенные для удара по России, были использованы японцами в годы Второй мировой войны против США. Благодаря дезинформации японцы в считаные часы уничтожили Перл-Харбор, мощную американскую военную базу в Тихом океане, доведя личный состав армии США до паники и страха перед Японией.
Спустя много лет после Перл-Харбора я делал в Афганистане то же самое, что делали японцы против США, намереваясь победить врага, грозного и коварного, не числом, а уменьем, малой кровью.
Не скрою, обмануть противника было непросто и не всегда получалось, он тоже был начеку. Готовил, со своей стороны, превентивные меры, и нередко большая, напряженная работа уходила, как говорится, в песок, не давала планируемого результата. Приходилось учиться у противника в ходе войны, изучать его приемы и методы, просчитывать, как шахматисту, как свои, так и ходы противника. Петлять, запутывать следы, заставлять поверить нашей дезинформации и загонять его в расставленные силки и капканы, чтобы уничтожить.
Стояла ночь. Первая ночь в Кандагаре.
Бесшумно вошел ко мне шифровальщик, тихо напевая песню:
И там, где зданья величавы,
И башни древние царей,
Свидетели протекшей славы, —
Лишь груды тел…
– Где ты, Микаладзе, находишь такие грустные и душевные слова для песен?
– Как «где»? – недоуменно сказал Микаладзе. – У Батюшкова. Незаслуженно забытого.
Шифровальщик протянул телеграмму, сказал: «Командир, распишитесь. Центр требует от вас активизировать борьбу с басмачами, что явится ответом на заботу партии и правительства и станет хорошим вкладом в работу партийного съезда КПСС!»
Я расписался.
– Чудеса в решете, да и только, – возмущенно сказал шифровальщик, – будто нельзя дать такую телеграмму утром, а не ночью. Центр словно предупреждает нас: поторопитесь, иначе управимся с басмачами без вас. Чувствуется большевистский почерк – все делать тайно и только ночью. А ночью, как известно, надо спать!
Шифровальщик по привычке поворчал, ушел.
Я продолжил работу по выявлению в агентурной сети провокатора. Настораживало, что данные кандагарской «точки» не совпадали с данными разведотдела 40-й армии. Кто-то сознательно или несознательно вводил Центр в заблуждение. Нужно было во всем разобраться и выяснить, в чем дело? Кто виноват и кто провокатор? А может, их несколько? Тогда провал неизбежен.
От начальника разведцентра Шамиля я уже знал, что имеются большие сомнения в правдивости информации, полученной от «Фараха», «Сысоя», «Кадыра» и других агентов кандагарской разведгруппы. Как узнать, кто из них враг? Может, все дело не в них, а в способе доставки информации?
Эти люди, о которых я только что сказал, были погонщиками и проводниками караванов из Пакистана в Афганистан. Они ходили тайными тропами в Иран, Саудовскую Аравию, Ирак, добывали ценную информацию о бандформированиях и лагерях беженцев, наличии там иностранных специалистов из США, Великобритании, ФРГ, Китая… но пока, следуя с караваном верблюдов, эта информация устаревала, становилась ненужной макулатурой, ее направляли в Центр, а там разводили руками, удивлялись, откуда появилась такая информация?
– Необходимо снабдить ценных источников информации современной разведывательной техникой, – делал я вывод о подозрении Центра к ряду агентов в их нелояльности к нам, – иначе информация будет постоянно устаревать и подозрение в двойной игре агентов будет усиливаться, хотя, естественно, не исключено, что какая-то часть агентов может быть перевербована спецслужбами Запада, и они работают против нас. Такие случаи уже были и не исключено, что они есть, включая агентуру кандагарской разведгруппы, которая притаилась и готовит удар в спину.
Кто этот человек, готовящий удар, я пока не знал, вступил в должность командира разведгруппы два дня назад.
Но я решил для себя, что обязательно узнаю, хотя не считал себя ясновидцем Краузе, стоит лишь внимательно разобраться с агентурой и проанализировать работу каждого, причем следует это сделать как можно быстрее, иначе разведгруппу ждет провал и смерть под мрачные звуки реквиема. День гнева, тот день.
Определив перед собой задачи, я стал сортировать агентуру по степени надежности. В первый список внес лиц, которые, несмотря на запреты Центра, были хоть раз в помещении «Мусомяки», знают расположение комнат, кто где отдыхает и в случае предательства этих людей они могут представлять главную опасность живучести разведгруппы. Во второй список внес лиц, постоянно опаздывающих на встречи с оперативными работниками, или если к ним есть кое-какие нарекания, косвенно бросающие тень на их лояльность к нам.
В третий список внес агентов, к которым пока не было претензий по работе. И наконец, в четвертый, итоговый список попали лица, чаще других встречающиеся в первых двух списках и требующие к себе повышенного внимания и контроля.
Изнурительная работа заняла много времени. Забрезжил рассвет. Уставший, но удовлетворенный проделанной работой, я вышел в ограду «Мусомяки», чтобы подышать свежим воздухом, продолжая думать, насколько эффективно распорядился своим временем. Вспомнил легендарного революционера Робеспьера, лидера Французской революции. Он происходил из простой семьи. Учился в королевском коллеже Людовика Великого на королевскую стипендию. Встречал короля при появлении в коллеже стихами на латыни, тот благодарил Робеспьера, награждал его деньгами, ценными подарками за отличную учебу в коллеже. Однако это не помешало Робеспьеру, который выучился на деньги короля, изменить своему благодетелю, стать во главе революции и отрубить голову королю. Имя Робеспьера и по сей день вспоминают во Франции, одни – с омерзением и ненавистью, другие – с любовью. Куда бы я включил Робеспьера, в какой список? Он из простой семьи. Имел небольшой достаток. Вроде бы должен быть благодарен королю Людовику за заботу о нем в период учебы в коллеже, а он оказался революционером, возмутителем спокойствия, врагом короля. Серьезный вопрос я себе задал. Так куда все-таки я включил бы Робеспьера, в какой список, будь он нашим агентом?
Естественно, оправдывал я себя, итоговый список агентов, подозреваемых в предательстве, является чисто условным и о его существовании не должен знать никто, включая оперативных офицеров, которые вербовали агентуру. Они могут заявить протест, сказать, что я им не доверяю, несмотря на их профессионализм. Поэтому решил спрятать этот список подальше от любопытных глаз, в сейф.
