Дилан Трой - Ария: Легенда о динозавре
Но на этом векштейновские сюрпризы не закончились. Виктор Яковлевич решил наглядно продемонстрировать, что он, со своей стороны, готов на новые условия. Сразу после первого концерта в гримерке появились иностранные корреспонденты с телекамерами, в том числе и американцы, и принялись вовсю снимать музыкантов, которым Векштейн до этого не разрешал давать интервью даже родной советской прессе. Но даже запоздалое открытие Виктором Яковлевичем информационного занавеса группу от раскола не спасло.
Позже Большаков вспоминал, что это были едва ли не лучшие концерты «Арии» за два года существования группы. Но сцена была незримо поделена как бы на две территории: с одного края играли Большаков и Грановский, с другого — Кипелов и Холстинин. И ни разу за все выступление конфликтующие стороны не переступили незримую демаркационную линию. «Ария» одновременно играла два концерта! Перед последним выходом Большаков сказал Грановскому: «Алик, быть может, это наше последнее выступление, а потом нас с тобою запретят. Так чего нам терять, давай выдадим шоу на полную катушку!». И они действительно отвязались так, как не могли себе позволить ни разу за всю гастрольную деятельность. Большаков особенно изощренно лазил по порталам и играл так, словно хотел выплеснуть всю свою энергию за один вечер.
Старая «арийская» тусовка до сих пор вспоминает об этом концерте приблизительно так, как меломаны хард-рока вспоминают о последнем выступлении «Led Zeppelin». Но факт остается фактом — по окончании последнего концерта в «Дружбе» «Арию» покинули гитарист Андрей Большаков, бас-гитарист Алик Грановский, барабанщик Игорь Молчанов и клавишник Кирилл Покровский. Вместе с ними из группы ушел разобиженный на всех Александр Львов, попутно прихватив с собой добрую половину технического персонала, с которым у него всегда были хорошие отношения.
Казалось, «Арии» был нанесен такой удар, после которого она никогда не сможет оправиться…
АЛИК ГРАНОВСКИЙ
«В «АРИИ» МНЕ БЫЛО НЕИНТЕРЕСНО ИГРАТЬ!»
Один из лучших русских бас-гитаристов появился на свет 27 октября 1959 года в знаменитом московском родильном доме № 1, носившем ранее имя Грауэрмана. (Это тот, что на Арбате, куда Шарапов своего подкидыша отнес.) Никаких особенных впечатлений из детства, прошедшего в арбатских переулках, Алик не вынес: «Самое обыкновенное детство».
Самое обыкновенное детство Грановского все же свелось к тому, что его родители (мама — инженер, отец — художник-декоратор) стали настойчиво приобщать своего сына к прекрасному. Алика отправили в музыкальную школу по классу скрипки. Поначалу Алик, как и все дети, очень переживал подобное насилие над личностью, однако уже годам к тринадцати он осознал свое преимущество перед сверстниками, беззаботно гонявшими во дворе мяч. Дело в том, что в тринадцать лет Алик впервые серьезно заинтересовался рок-музыкой и начал ответственно подходить к освоению бас-гитары.
К тому времени на советское телевидение все-таки начали проникать относительно фирменные ролики относительно фирменных групп (преимущественно польских и гэдээровских), и на юного Грановского произвел неотразимое впечатление имидж волосатого бас-гитариста с «Fender Jazz Bass». (Вот интересно, кто именно это был?)
Самое обыкновенное детство советского школьника предполагало еще и поездки в пионерский лагерь. Именно там Алику посчастливилось услышать диск «Sticky Fingers» группы «Rolling Stones». Обычно все музыканты поколения Грановского называют своими первыми кумирами «The Beatles». В отличие от ливерпульской четверки «роллинги» никогда не имели в России такой бешеной популярности. Все-таки русские — не очень ритмичный народ, они тянутся к мелодике. После «рол-лингов» у Грановского появилась тяга к «Grand Funk», «Rush» и «King Crimson».
— Скажи, как так все-таки получилось, что ты стал профессиональным музыкантом?
— Получилось это после того, как я впервые устроился на работу в филармонию. Группа «Смещение», в которой я тогда играл, решила попробовать себя на профессиональном поприще, приехал человек из Петрозаводска, некий Анатолий Семячков, и забрал нас в какой-то свой коллектив. На дворе стоял 1981 год.
— Я, к сожалению, совершенно не знаю творчества «Смещения», да и записей, по-моему, никаких не осталось… Можешь хотя бы описать, на что это было похоже?
— Да ни на что это не было похоже! А насчет записей ты прав. Начало 80-х — какие тогда могли быть записи! Конечно, в личных архивах существуют какие-то пленки, но это явно не для посторонних ушей. Ну, если очень приблизительно… Музыка «Смещения» была похожа на многие группы, и в то же время — ни на одну из них. Что-то от «Rush», что-то от «Led Zeppelin», что-то от «King Crimson».
— По крайней мере, вышеперечисленные группы дают право предположить, что играли вы арт-рок.
— Не совсем так. Арт-рок — это все-таки не импровизационная музыка. А мы играли так: сначала, допустим, вступление, куплет-припев, а потом импровизация минут на тридцать… А затем снова вступление, и песня благополучно заканчивалась. Сейчас такая музыка, скорее всего, сложна для восприятия, но в то время она пользовалась очень большим успехом у слушателей… и у властей. Мы уже тогда были суперпопулярны. Собираясь на очередной сейшен, я. чувствовал себя так, как будто иду «на дело». Неизвестно еще, где ты после такого концерта окажешься — или в тюрьме, или в «дурке».
— Алик, я все время, когда беседую с музыкантами, пытаюсь смоделировать упрощенный психологический портрет, исходя из их музыкальных пристрастий. Ты фанатеешь от импровизации — и все же всегда стремился к жесткой, не осо бо импровизационной музыке. Ведь хэви-метал в «Арии» и трэш — уже позже, в «Мастере», согласись, трудно назвать импровизацией… И у родоначальников хэви были те же самые «проблемы». Брюсу Диккинсону очень нравился джаз-рок и «Led Zeppelin», хотя он прекрасно понимал, что для 80-х эта музыка становится слишком неуправляемой, и поэтому ее необходимо вогнать в жесткие ритмические формы.
— Ты прав в том смысле, что я как музыкант — человек импровизационный. Я скажу, быть может, парадоксальную вещь: в «Арии» мне было, по большому счету, играть неинтересно. Как, впрочем, и потом — в «Мастере»… Вот «Смещение» было той самой группой, в которой я мог наиболее полно себя раскрыть.
— Насколько я понял, ты проиграл в составе «Смещения» около двух лет.
— Совершенно справедливо: с 1980 по 1982 год.
— Что же было потом?
— Потом была группа «Альфа», в которой мы играли с Володей Холстининым.
— А как вы познакомились с Холстининым? В «Альфе»?
— Нет, это произошло несколько по-другому. В «Альфе» я оказался уже с подачи Холстинина. Дело в том, что я жил (как, впрочем, и сейчас) в Ясеневе. Метро тогда у меня Под боком не было, и поэтому каждый раз приходилось ездить на автобусе до Беляево. Так вот, именно в Беляево ко мне подошел человек с гитарным кофром и говорит: «Я — Володя Холстинин, ты меня, может, знаешь по группе «Волшебные Сумерки». Мы обменялись телефонами. А потом, спустя некоторое время, мне позвонил Сарычев и пригласил меня в «Альфу». Так мы начали играть вместе.
