Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI
В шесть часов мы с о. Никитой высадились в Тадоцу, на Сикоку, чтобы следовать сухим путем чрез провинцию Сануки, в Вакимаци. Напившись чаю в Тадоцу, ибо запоздали к шестичасовому поезду, в семь часов по чугунке отправились в Компира, три ри от Тадоцу. В селении Компира, в горе — знаменитый храм Компира, под именем которого обожаются — внук богини солнца и несчастный Сютоку— Тенноо, хотевший, как Микадо, править Японией, но не добившийся этого, а напротив, всю жизнь преследуемый за это желание и умерший в ссылке в Сануке, поклявшись перед смертью возродиться в дьявола, чтобы мучить людей за те мучения, которые сам вытерпел от людей. За это–то благочестивое желание устрашенья люди и обоготворили его. Храм прежде принадлежал бонзам, теперь синтуистский. Вечером мы прибыли в селение; в лавках блистали, точно иконы, резные и позолоченные створы с изображением храма и языком позади для освященной бумаги с именем бога, получаемой в храме богомольцами. Заинтересовавшись этими образами, я прошел по улице, чтобы ближе взглянуть на сей товар, — купил книжку и изображение Компира, молитвенник, фотографии и прочие мелочи сего рода. До кумирни, до которой в гору нужно было взбираться восемь чё, не стоило идти — все они на один манер, уж очень известный. Вернувшись, мы с о. Никитой попросили в гостинице поместить нас не в комнате на улице, где очень было шумно, а где–нибудь в тихой комнате; нас перевели в ча–ма, в отдельное здание в цветнике, за домом; но, увы! Мы выгадали мало: зазвенели самисены как раз против нас в этом конце гостинице; какие–то молодые люди собрались кутить. Впрочем, после усталости и ванны мы скоро заснули и под сию музыку. Вообще, это место Компира отличается развратом, и многие богомольцы, уходя из дома нравственно сохраненными, возвращаются отсюда развращенными; так что в Японии пословица образовалась: «Кавай мускоо Компира ни яруна» — малого сынка не посылай к Компира. — Много также здесь нищих и прокаженных, стекающихся сюда за милостынею от богомольцев.
22 мая/3 июня 1892. Пятница.
Вакимаци.
Отправившись из Компира в шестом часу утра чрез горы, мы прибыли в Вакимаци в третьем часу пополудни; всего сделали 14 ри. Так как прежде думали прибыть сюда из Токусима, то ныне явились неожиданно. Поместились в церковном доме, где ныне и пишется сие. Христианам посланы уведомления о моем прибытии, и назначено восемь часов вечера для Вечерни, к которой и ожидаются все; пользуясь временем, между тем, я расспросил катихизатора Симеона Огава и пришедшего сицудзи Александра Тозаки (военного чиновника) о состоянии Церкви.
По метрике крещеных здесь 59; из них 19 в отлучке в разных местах, 40 здесь; из них 23 в Вакимаци, прочие в деревне Соеяма, один ри от города. Христианских домов всех: семь в Вакимаци, восемь в Соеяма.
Церковь эту основал здешний катихизатор Симеон Огава; от начала до сих пор он один здесь проповедовал — с 1888 года — и все им наученные. Утешительно то, что охладевших, тем более бросивших христианство или перешедших в другие веры, из христиан здесь нет; только одна женщина, жена язычника, почти не ходит в Церковь, да есть еще одно несчастное семейство, глава которого, бывший чиновник, за плутню касательно казенных денег, ныне в тюрьме; жена его с семьей, стыдясь сего, тоже почти совсем не показывается между христианами.
Слушателей учения и ныне у Семена, по его словам, человек 35; по отзыву о. Никиты, он человек трудящийся усердно. Посмотрим ныне после богослужения, каковы его верующие…
Верующие собрались довольно аккуратно, к восьми часам вечера, когда и начата была вечерня. Но что это за пение? Женщины и дети, человек семь, держат ноты и поют — Бог весть что! Какой–то особенный, своеобразный напев, в котором только изредка можно уловить мотивы настоящего нотного пения; и неудивительно, когда никого не было до сих пор здесь поучить пению, катихизатор же, как сам неучившийся, да и не в тоокейской школе воспитывавшийся, а вышедший из местных помощников катихизатора, присланного из Токио, потому и по слуху не знающий, что такое нотное пение, очевидно, не мог научить. После службы и проповеди, я советовал христианину Иоанну Огата послать свою дочь, пятнадцати лет, в Женскую школу, в Токио, месяца на два — три перенять пение, или они должны призвать учителя из Токио. — Советовал христианам завести здесь «кейтей–но симбокквай», наподобие устраиваемых везде христианками, то есть раз в месяц, в воскресенье — чтобы сами христиане приготовляли «кооги» — один толкование места из Священного Писания, другой жизнь Святого, третий что–либо из Священной Истории и прочее. Согласились; выбрали из себя троих для приготовления «кооги» к третьему воскресенью сего месяца. Такого рода симбокквай не мешают иметь и другого рода определенные собрания, например, «ринкоо» и подобные. Только эти последние, обыкновенно, по Церквам охотно заводятся и скоро же лопаются, как пузыри, или от частого повторения их, например, каждую неделю, или от пустоты и бесполезности; вышеозначенные же месячные, наверно, будут прочней. Нужно вперед советовать заведения этих симбокквай христианам и в других Церквах.
Затем последовало женское собрание, бывающее здесь в третьи числа; сегодня же 8–е июня. Но, вероятно, потому что собрания так часты, они и не производятся как должно: было пять христианок, — все говорили или читали Священное Писание; одна даже сочинила целую проповедь, и преумную; но сами говорили, были и единственными своими слушательницами; очевидно, и для них интереса мало трудиться много, готовиться к собранию, оттого некоторые читали по книге — «Доотокуно кангами», или «Новый Завет», совсем неподготовленными; даже проповедница, потрудившись написать свою проповедь, не была заинтересована должным ее произношеньем и по тетрадке прескучно везла ее. Чтобы вышла настоящая польза от сих собраний, и здесь нужно посоветовать обратить их в месячные и придать им устройство такое, как в других Церквах; но это отложено до завтра, ибо сегодня было уже одиннадцать часов, и все довольно устали. Христиане вместо того, чтобы послушать, что христианки будут говорить на свои симбокквай, ушли в комнату катихизатора и проболтали там все время. Когда я пришел к ним, усталый и полусонный, они все еще продолжали сидеть и болтать, что показано неудобство остановки там, где нельзя иметь отдельной комнаты; когда все наконец разошлись в двенадцать часов, — вновь пожаловал один — с визитом в этот столь удобный для того час, и не христианин, а только намеревающийся быть оным — бесцеремонность и недогадливость по другим чисто японская!
