Карен Брутенц - Тридцать лет на Старой площади
В принципиальном отношении обе линии были однотипными, нацеленными на создание ситуации господствующей нации. В этом обмене послушания центру на привилегии коренного населения, на всесилие республиканских руководителей внутри их «доменов» и состояли коварство и изощренность сталинской национальной политики. Она, таким образом, опиралась на союз, пусть далеко не равноправный, двух номенклатур — союзной и республиканской, а также на остаточный материал от ленинского подхода. Наряду с выделением и возвеличиванием русского народа, эта политика сохраняла, условно говоря, марксистскую установку на самоопределение и развитие наций (т. е. практически нерусских наций Советского Союза) хоть и в усеченном, деформированном — против «чистого», теоретического оригинала — виде, приспособленном к основной, великодержавной цели.
Именно эти два момента прежде всего и определяли эффективность сталинской политики в течение известного периода. Очевидно, сплачивающую роль играли также официальные революционные идеалы и аура могущества Советского Союза, создавшие «общесоюзный патриотизм».
Но в этой политике были заключены разрушительные внутренние противоречия, которые могли сдерживаться лишь при определенных условиях. Прежде всего прежний девиз равноправия наций из работающей политики (раньше особое место русских и русского языка определялось лишь объективными факторами) превращался в значительной мере в маску, за которой скрывалась возникшая иерархия наций.
Сейчас модно говорить об «ущемленности» русской нации в советское время, об особых притеснениях и обидах, которые она претерпевала. Если оставить в стороне записных великодержавных националистов, мы имеем дело с покрытым исторической плесеныо политическим приемом, призванным завоевать поддержку у обывателя.
Слов нет, русский народ испил до дна чашу тоталитарного угнетения, пережил много испытаний, принес много жертв. Уже в силу его численности на него легла основная тяжесть индустриализации,
Великой Отечественной войны, послевоенного восстановления хозяйства. Незавидным было и экономическое положение ряда русских районов, хотя Россия служила донором ряда других частей Союза.
Но российский народ не знал национальных притеснений, был избавлен от еще одного пресса, знакомого другим народам, — русификаторского. Кстати, дотации можно рассматривать и как своеобразное отступное великодержавного центра за русификацию, точно так же, как советская помощь некоторым государствам СЭВ была платой за «покорность».
В рамках сталинской политики и вплоть до распада Советского Союза русская нация находилась на особом положении. Она не была господствующей в классическом смысле: скорее следует говорить о господстве русской партийной, государственной и хозяйственной бюрократии и обслуживавшей ее интеллигенции. Но она, несомненно, была привилегированной в политическом, идеологическом, культурном, психологическом отношениях. Этому отнюдь не противоречит отсутствие в составе СССР — на что обожают ссылаться некоторые авторитеты — русской республики. Действительно, РСФСР имела более слабые государственные институты, чем другие республики, но просто потому, что сам центр был русским. Другое дело, что «союзным верхом», видимо, руководили не только эти соображения: он опасался возникновения конкурирующего центра. Кстати, так и произошло: провозглашение суверенитета РСФСР и избрание ее президента подтолкнули к распаду СССР.
В чем же выражалось привилегированное положение русских?
Советский Союз был фактически преобразованной формой существования России как она сложилась на просторах истории и в результате многовековой территориальной экспансии. Союз возник и объединился вокруг России, которая играла роль руководящего и цементирующего ядра. Да это было оформлено и официально. Вспомним хотя бы наш недавний гимн: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…» Или заглянем в Большую Советскую Энциклопедию (1954 г.). В статье «Нации» читаем: «Наиболее выдающейся нацией в семье равноправных наций, входящих в состав Советского Союза, является русская социалистическая нация. С ее помощью все ранее угнетенные народы создали свою советскую национальную государственность, развили свою национальную по форме и социалистическую по содержанию культуру… Этим русская нация завоевала искреннее уважение и доверие к себе со стороны всех наций и народностей Советского Союза, заслужила общее признание как руководящая нация». Еще откровеннее звучит формула Горбачева, использованная им как-то в разговоре с Ельциным: «Союз — это упаковка, более или менее легитимная, где в Конституции закреплено руководство русской нации тем огромным миром, который складывался на протяжении столетий».
Русские решительно преобладали в руководстве страны, в центральных органах партии и государства. В составе Центрального Комитета КПСС, избранного на XXVI съезде, последнем в брежневские годы, на их долю приходилось около 70 процентов (304 из 442 человек), а вместе со славянскими родичами, украинцами и белорусами, многие из которых давно оторвались от родных корней, даже 86 процентов.
Столь же выразительной была ситуация в аппарате ЦК, во внешнеполитических ведомствах, среди старшего офицерского состава и генералитета. Если в аппарат ЦК и брали людей из республик, то обычно на «обкатку», для последующего пополнения или смены их руководства. Уже в перестроечные времена в Совете Безопасности и аппарате президента СССР на ответственных должностях, начиная с референта, лишь 10 человек из 209 (март 1991 г.) были нерусского и неславянского происхождения.
На базе индустриализации, строительства военно-промышленного комплекса, а также с помощью других мер целенаправленно создавались массивные очаги русского населения во многих республиках.
Доминирующее положение занимали русский язык и русская культура. И это обеспечивалось не только объективными факторами (вес русского народа, его культурные богатства, мощь языка, его роль словесного скелета науки и армии, орудия межнационального общения и приобщения к мировой культуре, соображения престижа и карьеры), но и особыми административными и иными методами, направленными на ограничение пространства для нерусских языков.
В 30-е годы произошел поворот к вытеснению родных языков, окончательно закрепленный в Постановлении ЦК ВКП(б) и Совнаркома от 13 марта 1938 г. «Об обязательном изучении русского языка в школе национальных республик и областей». Вот пример, один из многих. Еще в 30-м году более 95 процентов детей коми-зырян училось в национальных школах. После войны обучение в Коми АССР шло на русском языке и детям запрещали говорить на родном даже на переменах — в точности, как в царскую пору. Образование на национальных языках стало в автономиях второстепенным, а за их пределами учиться можно было, как правило, только на русском. Национальные школы в крупных городах России с большим нерусским населением были закрыты. Давление осуществлялось и на союзные республики. В 1963 году в Кисловодске министр просвещения Армении Шаварш Симонян мне жаловался на последовательную линию Москвы: сократить образование на армянском языке и расширить — на русском.
