Сергей Волков - Зарождение добровольческой армии
На кухне у нас беспрерывно доливался и кипел чайник. У плиты весело трещал и сыпал искры пузатый самовар. Второй дымил во дворе. Юнкера по два–три заходили в столовую и, не расставаясь с винтовками, лишь сняв фуражки, пили горячий чай с остатками всех варений, печений, сухарей и всем, что было в доме, учтиво благодарили бабушку и маму и уходили, оттеняя других, порядком уставших, продрогших мальчиков.
Тем временем я уже хорошо познакомился с вахмистром Сорокой и рассказал ему все данные степи, старой и новой церкви, церковной ограды, что была перед нами, и сказал ему, что я сбегаю в ограду… на разведку. Вахмистр, до того милый, улыбающийся, вдруг этак сурово на меня глянул и очень сердито попросил меня «отойти от греха». Но… у меня было столько восторга и столько желания тоже участвовать во всем этом — таком красивом, геройском, а главное — именно в своем, что остановить меня уже ничто не могло. Не успел он еще грозней нахмурить густые брови и открыть рот для нового рыка, как я, козырнув ему на бегу, крикнул: «Подождите, пока вернусь» — и, мигом перебежав дорогу, юркнул в ворота и очутился за забором ограды.
Подбежав к вновь строящемуся храму и зная всю его конфигурацию, я стал перебегать от угла к углу, от выступа к выступу, всматриваясь и разглядывая все деревья, кусты в снегу, скамьи, попутно заглядывая в оконные ниши внутрь. Было тихо, никого не было, было только слышно, как билось мое сердце да где‑то вдали одиночные выстрелы. По всему обширному церковному двору, и особенно у стен храма, валялись винтовки, подсумки, разбросанные обоймы с патронами, сумки и несколько солдатских шинелей. Одну шинель — первую — я принял за убитого, но разглядел, что нет ни ног, ни головы, и рукав откинутый — без руки, и лежала она уж очень плоско. Помню, что что‑то вроде разочарования промелькнуло в моей голове — как‑то без убитых не было полной картины моей первой разведки.
Соблазн был великий. Подхватив несколько обойм в карманы брюк, я поднял лежавшую у стены винтовку и собирался было, зарядив ее, двинуться дальше, как сквозь туман я увидел на другой стороне ограды сквозь решетчатый забор перебегающие, пригнувшиеся силуэты людей. Прижавшись к стене за выступом угла, я стал всматриваться — кто? И готов был уже мчаться назад с «особо важным донесением» и уже рисовал себе картину, как я доложу о результате разведки с винтовкой в руках — непременно старшему офицеру — и что все наши это будут видеть, как сзади я расслышал скрип снега и, обернувшись, увидел двух юнкеров, идущих вдоль стены. Я им махнул рукой, показывая вперед. Оба подошли к моему выступу. Я уже предвкушал всю прелесть открытия огня по врагу, причем, конечно, я тоже буду стрелять вместе с юнкерами, и это будет мой первый настоящий бой. Совсем не было страшно, было даже приятно весело, что я с юнкерами, я вооружен и нахожусь на настоящей войне.
Как вдруг один из них взял меня за руку и тихо сказал: «Положите винтовку здесь и вдоль стены бегите назад, скажите первому, кого встретите из наших, что за оградой есть люди и что мы здесь наблюдаем. Бегите!» Для меня это было обидой. Как же так — с поля боя и бегом! Но делать было нечего, кроме того, я осознал, что все‑таки это боевое поручение и не юнкеру же бежать назад. Я только ему сказал, что побегу с винтовкой. Он улыбнулся. «Нет, — говорит, — не надо, наши могут в тумане принять за мальчишку–красногвардейца и могут, чего доброго, подстрелить. Ну, скорей!» С сожалением я положил винтовку и со всех ног подался назад. Через минуту, около улыбающихся юнкеров, я стоял перед усатым офицером и, заикаясь и запыхавшись, «рапортовал», что за оградой неизвестные люди перебегают, «наши» юнкера ведут наблюдение и что в ограде и в новой церкви много винтовок, патронов и разного снаряжения.
Офицер, улыбаясь, сказал:
— Спасибо, гимназист. Идите скорее домой, там вас все ждут.
Обернувшись, он подал команду. Юнкера короткими цепочками побежали вдоль забора, огибая церковную ограду справа и слева, исчезая в тумане.
На нашем углу стоял уже пулемет, около два юнкера и все тот вахмистр, который строго махнул рукой, чтобы я шел домой. Делать нечего, прошел я мимо него с гордым видом и через парадное очутился дома.
Милый вахмистр Сорока, где сложил ты свою геройскую казачью голову? Где лежишь ты, всей своей фигурой олицетворявший воинскую доблесть Императорской конницы — донских полков? Суровый, беззаветно преданный присяге, храбрый воин. Про него офицеры и юнкера рассказывали чудеса его умения владеть конем и шашкой в атаках, удивительного чутья, смекалки и находчивости в боевой обстановке. Он прошел весь 1–й Кубанский и 2–й Кубанский походы, он прошел рейд в конном корпусе генерала Мамонтова, был много раз ранен и… где‑то исчез. Связь прервалась. Пал смертью храбрых где‑то у Орла, а с ним и многие его питомцы — юнкера и казаки… «Спите, орлы боевые»…
Моего отсутствия, видно, и не заметили. Вся моя «боевая» эпопея произошла чрезвычайно быстро. Это было хорошо в смысле спасения от нагоняя. А с другой стороны — обидно, что никто из наших не видал, как я рапортовал офицеру о результатах моей разведки. Только через несколько дней я был вознагражден. Посетившие нас юнкера и офицеры рассказали об этом эпизоде во всех подробностях и даже с приукрашением.
В гостиной, у кафельной теплой стены, сидели два офицера. Один был плотный, высокий, с черными небольшими усами. В столовой несколько юнкеров стоя пили чай. Тут же снаряжались наши Петя и студент. Петя был в серой шинели, привезенной им еще с Германского (или Австрийского) фронта, к которой прилаживали погоны. Это перемежалось шутками юнкера и помогавших им наших оставшихся барышень. «Оставшихся» потому, что Аничка Чубарина и Нюся уже были в каких‑то наглухо застегнутых жакетах, с повязками Красного Креста на рукавах, и в наши охотничьи сумки укладывали всю имеющуюся в доме медицину. Наш студент стоял в своей студенческой шинели с поясным ремнем поверх нее, в руках держал винтовку.
Через несколько минут из нашего дома ушли в туман с отрядом юнкеров наши первые четверо.
А еще через полчаса к нашему дому подошел «отряд» из 12 или 14 разношерстно, но по–военному одетых, с винтовками, с револьверами на поясах. Это были наши «гробокопатели» во главе с прапорщиком Стуконожкой и другие. Они тоже, оказывается, скрывались на огромном Нахичеванском кладбище в старых склепах, наглухо запертых огромными, заржавленными висячими и внутренними замками. Но входы в них знал смотритель Митрофаныч. Он, именно он, с помощью старенького священника Покровской церкви, отца Иоанна К., спасли тогда много военной молодежи, попавшей в беду. Эти два старика, оказывается, помимо нас, полностью снабжали их одеждой, питанием и многим другим необходимым.
