Артем Драбкин - Мы дрались с «Тиграми»
За головой этого божества возвышалась более изящная по-грудная фигура женщины. Ее нежное, отрешенно спокойное лицо ничего не выражает. С мочек ушей массивными полосками свисают серьги. Волосы короткие. На шее и на плечах полукруглые латы. За головой — громадный деревянный, уже потрескавшийся и почерневший от времени ромбовидный лист растения, являющий собой что-то вроде нимба.
К груди фигуры четырнадцатирукого божества прислонена спиной фигура простого смертного мужчины — нагого, но в таком же головном уборе, как у его покровителя или судьи. Лицо смертного задумчиво, с устремленным внутрь взором открытых глаз. Руки мужчины охватывают спину и прижимают к себе обращенную лицом к нему длинноволосую женщину. Ее тело тоже обнажено, руки лежат на плечах мужчины. Женщина, как и обе мужские фигуры, в полуприсяде. Правая нога изогнута в колене под острым углом и прижата клевой ноге мужчины с аналогичным изгибом. Алевая нога женщины, как и правая мужчины, в близком единении отставлены в сторону. Позы мужчины и женщины демонстрируют явное обоюдное согласие. Если посмотреть на скульптурный ансамбль сбоку, то хорошо видны в действии их детородные органы. Что изображает эта групповая скульптура, нам было не ясно. Не то она призывала к единению полов под покровительством четырнадцатирукого божества и бюста миловидной богини за его спиной, не то осуждала этот акт, неминуемо свершающийся под недремлющим оком всевидящих богов. Спросить было не у кого, да и по-китайски мы не говорили, если бы. и случились поблизости местные жители.
Из коридора со скульптурами мы прошли внутрь здания. Это было совершенно пустое обширное пространство с таким же старым полом, как в коридоре. Никакой мебели. Нигде ни соринки. Зала, вероятно, предназначалась для молящихся. Но не было ни алтаря, ни иконостаса. Метрах в четырех от противоположной входу стены на невысоком подиуме стояла узкая, длинная — почти во всю ширину залы — курильница, на треть заполненная золой. В золу в один ряд на расстоянии 15–20 сантиметров были воткнуты тонкие палочки, горевшие без пламени, тлеющим огнем. Над ними вился голубой дымок, источая едва уловимый приятный запах. Осыпавшийся пепел падал в золу. По-видимому, священнослужители в этом храме исполняли службу, находясь на возвышении по ту сторону курильницы. Лицом ли к молящимся? Говорили они проповеди или пели? Опять-таки узнать было не у кого.
Правая и левая стены этого помещения с узкими щелями-оконцами под потолком были старательно расписаны красочными сюжетами. На левой стене подробно показывалось множество путей измены мужу. Вот из фанзы вышел на улицу муж и направляется на работу. С конца палочки, которую он несет на плече, свисает круглая плоскодонная корзина с узелком-обедом. Сосед уже заглядывается через плетень на жену работяги. На следующих картинках изображалось, как сосед перелезает через плетень к соседке, затем они уединяются в фанзе. Множество других сценок живописали способы измены жен в различных иных житейских ситуациях. Разнообразие сюжетов было велико.
На правой стене показывалось, какие кары ожидают изменниц в загробном мире. Мужчин эти потусторонние ужасы не касались. В ответе только женщины. Расправляются с неверными женами демоны-мучители, изображенные в виде губастых, с рогами, темнокожих существ, выпускающих густой дым изо рта, ушей и ноздрей. Эти деятельные прислужники со страшным оскалом длинных острых зубов и отвратительными гримасами подвергают несчастных женщин самым изощренным пыткам и казням. Зажимают их тела в некие станки и распиливают пилой вдоль и поперек. Бросают с вышки на бороны, лежащие на земле вверх зубьями. Кипятят в смоле, топят в колодцах, сжигают на кострах, раздирают на части, подвязав за ноги к верхушкам двух согнутых деревьев. Ну и прочие другие свершают казни.
Эта агитация в картинках, видимо, рассчитывалась исключительно на неграмотных китаянок, чтобы, убоявшись мучений в грядущем, они не изменяли мужьям в земной жизни.
Автопортрете Монгольцем
Стояли тихие и теплые августовские дни. Впереди и по бокам конной колонны дивизиона в поисках японцев рыскали мои конные разведчики. А я, его командир, ехал во главе колонны на своем красивом, блестевшем вороной шерстью монгольском жеребце-иноходце. Полудикий конь жадно жевал удила и сквозь напускавшуюся ему на голову косматую гриву исподлобья зло сверкал своими черными, с огромными белками глазами. Ему не терпелось выпрямить шею и, вытянув вперед узкую морду, броситься вскачь. И только с помощью узды твердая рука наездника держала голову коня подтянутой к груди. Чувствовал, конечно, конь и как туго сжимают колени всадника его бока. Норовистый скакун тонко чувствует, кто на нем сидит, и соответственно ведет себя.
Трудности наши в Монголии и Китае происходили в основном от природы. Пустыня Гоби, потом хребет Большой Хинган, за Хинга-ном переправы через Ляо-хе и Ляо-ха-хе, а затем топи и реки Китайского Приморья. Японцев мы почти не встречали, они убегали от нас до самого Порт-Артура, не вступая в бой. Отдельные отряды сдавались в плен, мы отбирали затворы их винтовок и тайком бросали в реки.
3 сентября 1945 года закончилась война с Японией. А мы завершили свой путь по Китаю в городе Фусинь, не дойдя пять-семь километров до Желтого моря.
Недели две мы простояли в Фусине. За это время тысячи две молодых солдат отправили в Порт-Артур на пополнение гарнизона. А дивизия должна была возвратиться в Монголию, в Чойбалсан, — к нашему ужасу, тем же путем, что преодолели в наступлении. Единственное, что радовало: путь знакомый. Все подвохи знаем, а в пустыне колодцы уже отрыты.
25 сентября одолели снова хребет Большой Хинган у перевала Шарагата и 28 сентября достигли границы с Монголией.
2 октября первым в Чойбалсан возвратился наш 1028-й артполк. 7 октября в пяти километрах от Чойбалсана дивизия расположилась лагерем в палатках на песке.
8 октября демобилизовали «стариков» — 45–50-летних. Затем дивизию расформировали, а наш артполк отправили в 677-ю артбригаду в город Бикин на реке Уссури, под Владивосток.
Свадьба
Когда в июне 1945 года наша дивизия ехала эшелонами из Чехословакии и состав с моим дивизионом останавливался в Москве, ко мне обратилась капитан медслужбы военврач 106-го медсанбата нашей дивизии Варвара Александровна Сомова с приказом командира дивизии посадить ее в мой состав. Она ехала с первым эшелоном и делала остановку в Москве. Я разместил ее в вагоне санчасти. По пути мы познакомились и подружились. В Монголии и в Китае часто встречались. После войны, когда дивизия вернулась в Монголию и ее стали расформировывать, мы решили пожениться. Зарегистрировали мы брак в советском консульстве Чойбалсана. Была в песках большая свадьба. Более двухсот человек выпили около пятидесяти литров медицинского спирта.
