Галина Гудкова - Будут жить !
В этот ватник можно было уместить двух таких, как я. Капитан Юрков и старший лейтенант Макагон, увидев меня утром на КП батальона, дружно расхохотались. Но разом перестали смеяться, когда я сказала, что дело не в пропавшей шинели, дело в том, что я носила в ней, в зашпиленном кармане, карточку кандидата в члены ВКП(б), и теперь, естественно, карточки у меня нет.
Макагон вызвал секретаря партбюро батальона старшего лейтенанта Ш. И. Каца. Тот принялся названивать в медсанбат. Оттуда ответили, что мою кандидатскую карточку в шинели обнаружили и передали в политотдел дивизии.
- Вы что, не поняли, при каких обстоятельствах она отдала раненому шинель?! - вспылил Кац. В медсанбате положили трубку.
- Будут неприятности... - сказал секретарь партбюро.
И верно, минуты не прошло, как зазуммерил полевой телефон, командира батальона вызвал кто-то из инструкторов политотдела дивизии, потребовал, чтобы меня срочно направили для объяснений в политотдел.
- А работать за нее вы будете, товарищ? - резко спросил Юрков. - Ах, у вас свои обязанности? Я считаю, вы их плохо знаете!
Он прервал разговор и сам вызвал начальника политотдела дивизии. Пока ожидал разговора, приказал мне идти на медпункт:
- Без вас разберусь.
Не знаю, как и о чем говорил Борис Павлович Юрков с начальником политотдела дивизии, но на следующий день в батальон пробрался заместитель начальника подива по комсомолу старший лейтенант Александр Крупецков и принес мою кандидатскую карточку.
- Произошло недоразумение, - передавая ее, сказал Саша. - Разобрались. Персональное дело никто заводить не собирается, не волнуйтесь!
От сердца отлегло. А спустя несколько дней в дивизионной многотиражке появилась заметка о военвраче третьего ранга, работающем непосредственно на переднем крае. Мне сказали: напечатана по прямому указанию начальника подива.
Еще до появления заметки в многотиражке лейтенант Адамов, выполняя приказ комбата, привез мне шинель. Совсем новую, подогнанную на мой рост! Шинель пришлась кстати, потому что мороз усиливался. И в тот же день, как привезли новую шинель, погибла Маша Егорова. Наша Машенька.
* * *
...Батальон атаковал позиции врага. В очередной раз заменив убитого санинструктора, Маша продвигалась вперед с ротой старшего лейтенанта П. Н. Бородина, который малой кровью вышиб фашистов из овражка, превращенного ими в опорный пункт. Близился вечер, мороз крепчал. Маша обрадовалась, увидев блиндаж с жестяной трубой над накатом: вот где можно на время разместить раненых, обогреть их, напоить горячим.
Вместе с командиром стрелкового взвода А. В. Левченко Маша побежала по ходу сообщения к вражескому блиндажу. Не остереглась, сразу распахнула дверь и тут же упала. Сначала на колени, потом лицом вниз: ее сразили автоматной очередью в упор.
Левченко и набежавшие бойцы забросали проклятый блиндаж гранатами, уничтожили засевших в нем гитлеровцев, но помочь самой Маше было уже нельзя.
Поздно- вечером тело убитой девочки вынесли в расположение КП батальона. Сняв шапки, стояли над ней капитан Юрков, замполит Макагон, заместитель Юркова по строевой Косарев, другие офицеры и оказавшиеся поблизости бойцы. Трижды выстрелили в воздух из винтовок и пистолетов. А потом подняли легонькие носилки и понесли к братской могиле.
Глава десятая.
С наступлением холодов
Еще до гибели Маши Егоровой, во время очередной попытки овладеть хутором Елхи, подразделения батальона продвинулись метров на пятьсот-шестьсот вперед и окопались на новом рубеже. Доставка раненых на медпункт батальона стала опаснее, занимала больше времени, потери в людях могли возрасти.
Мы с Машей обрадовались, обнаружив на правом фланге батальона, на стыке со 106-м стрелковым полком, всего в двухстах метрах от рот, глубокий противотанковый ров. Наблюдать за происходящим во рву противник не мог, пули сюда не долетали, снаряды угодить не могли. Разве что случайная мина шлепнется... Но что значит случайная мина?
Капитан Юрков и старший лейтенант Макагон одобрили решение разместить медпункт в противотанковом рву. Мы с Машей взялись за дело: натаскали туда полыни, застелили ее плащ-палатками, из других плащ-палаток соорудили навесы над импровизированными "лежачими местами", лейтенант Адамов добыл для нас небольшую жестяную печурку, чтоб было на чем вскипятить воду. И медпункт заработал.
Тогдашние бои носили крайне ожесточенный характер, раненые поступали непрерывно. И не только свои, батальонные, но и из соседнего 106-го стрелкового полка: в нем прослышали, что в противотанковом рву появился военврач, и, заботясь о людях, переносили туда тяжелораненых. Нагрузка для нас с Машей становилась непосильной. Но ведь не откажешь в помощи истекающему кровью, не крикнешь санитарам, чтоб тащили человека обратно!
Честно скажу, были минуты, когда хотелось упасть ничком, забыться хоть на час. Не из железа же мы, не можем работать без передышки, как роботы! Но кому скажешь об этом? Войне? Или тем несчастным, у которых одна лишь надежда и осталась - надежда на тебя, на санитаров?
Дубели на морозе пальцы, не поддавалось ножам и скальпелям пропитанное кровью, заледеневшее обмундирование, стыли на ресницах слезы отчаяния, когда умирал во время перевязки или укола настрадавшийся боец. Но, наспех глотнув кипятка, кое-как согрев пальцы во рту или возле печурки, мы вновь и вновь перевязывали, шинировали, наполняли шприцы камфорой, кофеином или обезболивающим средством.
После гибели Маши я двое суток работала одна и не знаю, как выдержала. Потом пришла новая помощница - медицинская сестра Евдокия Рябцева. Она приползла в противотанковый ров рано утром. Поднялась, отряхнула шинель, поправила, чуть сбив на правый бок, шапку-ушанку, красиво вскинула к виску руку, представилась.
Была она высока, дуги бровей, по тогдашней моде, аккуратно выщипаны, губы слегка тронуты помадой. Я еще подумала: откуда взялась такая франтиха и надолго ли ее хватит? Но Дуся Рябцева оказалась достойна своей предшественницы, и хватило ее надолго - на всю войну.
Дуся сразу взялась за дело. Быстро разобралась, кем из раненых надо заняться немедля, а кем - во вторую очередь, сбросила варежки и неторопливо, но умело принялась накладывать повязки. Движения у Дуси были не просто ловкие, а изящные, радостные для глаза. Да и вся она выглядела празднично!
Забегая вперед, скажу, что в Дусе меня особенно поражала постоянная, в тогдашних условиях порой даже раздражающая забота о внешности. Что говорить, женщинам на фронте не всегда удавалось даже личную гигиену соблюдать, особенно во время тяжелых боев. А уж наводить красоту, да еще на передовой...
