Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)
Проезжая по одной из улиц, Старчак увидел нарядные витрины парфюмерного магазина, почему-то не прикрытые щитами.
- Погоди малость, - сказал капитан водителю. Через минуту Старчак вышел из магазина, держа в руках две картонные коробки.
- Это вам, - сказал он Кузьминой, - а это - моей Наталии Петровне,
Кузьмина не удержалась и раскрыла коробку. Там, в обтянутом голубым атласом футляре, сверкали флаконы духов и одеколона, лежали в углублениях мыло и пудра.
- Набор "Молодость", - прочитал этикетку Борис Петров.
Кузьмина, чуточку растерявшаяся, стала благодарить Старчака:
- Ой, спасибо, Иван Георгиевич! У меня такого никогда не было...
Вечером того же дня, получив указания в Штабе Военно-воздушных сил, капитан отправил бойцов на дачу Горького, а сам поехал на один из аэродромов, расположенных за Москвой. Там базировался Первый бомбардировочный полк, который неделю назад стоял в Юхнове. Надо было договориться о будущих десантных полетах.
Старчака встретили как дорогого гостя. Командир полка все благодарил;
- Как славно, что твой Балашов самолет из Юхнова пригнал. Он, говорят, пять кругов над Тушинским аэродромом сделал, прежде чем сесть решился. Ведь впервые на такой машине...
Старчак, собравшийся было наговорить командиру полка много резких слов за то, что не предупредил там, в Юхнове, о вылете, только и мог сказать:
- Вы нас огня и воды лишили, без всего оставили... Так не годится. Тот смутился:
- Ладно, ладно, мы еще вернемся к этому вопросу.
На даче, где расположились на отдых парашютисты, встретившись за ужином с Балашовым, капитан пошутил:
- Видно, придется тебе в летчики переквалифицироваться.
- Только бы взяли.
- А как ты взлетел?
- Взлететь - это не шутка. А вот сесть...
- Ты же сел.
- Зато страху натерпелся! Глянул на взлетно-посадочную полосу - и сердце замерло: то и дело поднимаются и приземляются самолеты. Сбросил вымпел с запиской: "Освободите полосу полностью, сажусь впервые..." Дежурный по полетам, наверно, не понял, в чем дело, но на всякий случай мое требование выполнил. Пошел я на посадку, но промазал. Сам понимаешь, не чувствую высоты на такой большой машине, это ведь не У-2. Опять надо заход делать. Только на пятый раз получилось, сел как полагается.
- Знаешь, Иван Георгиевич,- вздохнул Балашов.- Ты ведь правильно мою мечту определил. В летчики я хочу, в штурмовики. Отпустишь, а?.. С такой яростью воевать буду, представить себе не можешь.
- Отпущу, - ответил капитан, и добавил: - Трудное это дело.
- Значит, отпустишь? - переспросил Балашов.
- Летай! Только вымпелы точнее выбрасывай.
Старчак долго рассказывал мне о Балашове, о его мастерстве и отваге. Сообщил он и такую подробность. 18 августа 1933 года, когда в Москве в первый раз праздновался День авиации, двадцатидвухлетний Балашов выполнил затяжной прыжок. И таким захватывающим было это зрелище, что многие молодые люди тоже решили стать парашютистами.
- Ну вот, - сказал Старчак, - как же я мог не отпустить Балашова?.. Взял он свой вещевой мешок, попрощался с товарищами и в тот же день уехал.
"Дача Старчака" расположилась на даче Горького.
Большой дом с белыми колоннами стоял на крутом берегу старицы Москвы-реки, и, выходя на террасу, Старчак любовался открывающимся отсюда видом. Даже тогда, когда осень сорвала листву с деревьев, окрасила луга в бурый цвет, а небеса - в серый, - даже тогда трудно было оторваться от печальных далей...
Из политотдела дивизии прислали несколько пачек газет - за весь октябрь, и Старчак читал номер за номером. В "Правде" от одиннадцатого числа он увидел небольшую заметку о том, как его отряд держал оборону на Угре. "Правда" первой из всех газет сообщила об этом.
Шла подготовка к действиям в тылу врага. Заново комплектовались взводы и роты: прибыли дополнительные группы добровольцев с комсомольскими путевками; было доставлено вооружение, мины, радиостанции, парашюты; интенданты привезли легкие, но теплые куртки и брюки, меховые шапки и рукавицы, валенки, шерстяное белье... Да и пора бы: стояли холода.
Старчак, Щербина, Кабачевскйй, вернувшийся из рейда в тыл врага, подрывник Сулимов и другие офицеры по шестнадцать часов в сутки проводили занятия с парашютистами.
Ноябрь стоял холодный, и теплая одежда, которую выдали парашютистам, пришлась очень кстати.
В первых числах ноября, как уже было сказано, наступили зима. Она, в отличие от других времен года, наступает внезапно, без разбега, как снег на голову. Так было и в сорок первом.
Весь месяц капитана не оставляло чувство тревоги: он не знал, кто из товарищей, сражавшихся на Угре, жив. Неизвестной оставалась судьба группы, ушедшей вместе со старшим лейтенантом Левенцом, о котором так горевала Саша Кузьмина. Не поступало сведений и о том, живы ли десантники, высадившиеся в глубоком тылу врага еще в сентябре. Хорошо еще, что парашютисты, возвращавшиеся после выполнения заданий, могли узнать в Москве, где теперь находится отряд.
Зима
1
Село Добринское, в котором размещался отряд Старчака, - всего в нескольких километрах от Борисовского, где находилась наша редакция, и я чаще, чем летом и осенью, бывая у парашютистов.
Редактор даже упрекать стал:
- Что зря ходить. Все равно писать про них не разрешают. Медом, что ли, тебя там кормят?
Но, побывав несколько раз у Старчака, он сменил гнев на милость:
- Хоть и нет отдачи, а все же не без пользы.
Я знал, конечно, что Старчаку некогда, и поэтому больше наблюдал, чем расспрашивал.
Я видел, что участники сражений на Угре и Извере, десантники, побывавшие в тылу врага, стали тем ядром, вокруг которого сплачивались новые бойцы, прибывавшие в отряд почти каждый день из Москвы, Горького, Владимира, Иванова с путевками Центрального Комитета комсомола.
Новички с уважением смотрели на бывалых парашютистов, увешанных трофейными маузерами и автоматами, поглядывали на ордена и медали, которых удостоились десантники. А награждены были почти все участники боев на Варшавском шоссе.
С большой гордостью носил на груди медаль "За отвагу" Улмджи Эрдеев. Куртка у него всегда была расстегнута, и медаль всем была видна. Теперь бы Мальшин не рискнул предложить Эрдееву для чистки свой автомат.
Демин, похаживая в своей хорошо пригнанной брезентовой куртке на меху и в теплых шароварах, заправленных в валенки, говорил новичкам:
- Зимой прыгать одно удовольствие - ноги не отшибешь.
А потом спрашивал:
- Ты городской или деревенский?
- Деревенский.
- Значит, непременно с бани в сугроб нырял. Ну вот, считай, что есть навык. Только баня у нас повыше.
Однажды я слышал, как Демин рассказывал про свой первый прыжок:
