Реймонд Пристли - Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта
Наконец, надо было высушить пленку - и это в лачуге, где даже при несильном ветре температура падала ночью ниже точки замерзания. Мы разрешили эту проблему с помощью спирта. Погруженная в него на несколько минут, пленка высыхала за полчаса, спирт же ничего не терял от своих качеств и по-прежнему был годен для сохранения биологических образцов. Позднее мы приспособились проявлять и печатать снимки у себя дома, и тогда многие трудности отпали сами собой.
Пока море не покрылось припаем, пак все время дрейфовал вместе с отливами и приливами. Иногда мимо мыска, названного нами Спит [35], проплывали большие айсберги, некоторые из них садились на прибрежную мель и обламывали свое основание. Столообразная форма айсбергов, отколовшихся от Барьера, произвела на исследователей Антарктики столь сильное впечатление, что стала - и по праву - символом антарктических айсбергов. Не следует, однако, забывать, что во многих районах Антарктики, и в том числе в районе мыса Адэр, встречаются айсберги обычных очертаний, притом во множестве и в большом разнообразии форм. Если у нас выдавалась свободная минутка, то не было лучше развлечения, чем отправиться на мыс Спит и полюбоваться оттуда "южными дредноутами".
ГЛАВА V
НАШ БЫТ И НАУЧНАЯ РАБОТА
Распорядок дня. - Граммофон. - Состязания в стрельбе. - Субботняя уборка. - Зимовка в Антарктике уже не страшна. - Ацетиленовая установка. Научные занятия. - Моряки-ученые. - Метеорология и биология. - Вылазки на плоскодонке. - Только общие усилия приносят успех в работе
Как только мы перебрались в свой дом, у нас установился твердый распорядок дня, которого мы придерживались всю зиму, вернее, до первого санного похода. Достаточно поэтому описать один день, чтобы составилось представление о том, как мы провели зиму.
Пока мы не ввели ночную вахту, завтрак, боюсь, не всегда начинался точно в назначенное время. В нашем багаже не было будильника, и мы зависели от случайности - авось кто-нибудь проснется в половине восьмого и разбудит кока. К счастью, у моряков вырабатывается привычка просыпаться в определенное время, и Дикасона очень редко приходилось будить, да и все остальные только раз или два намного проспали время подъема.
Проснувшись сам или будучи разбужен в половине восьмого, кок прежде всего раздувал огонь в печи. Ложившийся накануне последним закладывал в нее большие куски брикетного топлива, и они потихоньку тлели, так что разводить огонь заново обычно не приходилось. Затем кок варил овсяную кашу и жарил на беконе бифштексы из мяса пингвина или тюленины - почти неизменный наш завтрак - и без десяти восемь объявлял побудку. Все без сожаления покидали уютную постель, мигом вскакивали и бежали умываться. Умывание состояло в том, что каждый набирал горсть снега из сугроба с подветренной стороны дома, энергично обтирал им лицо и шею, а затем не менее энергично вытирался насухо полотенцем. Опыт показал, что снег растворяет грязь, а полотенце впитывает бульшую ее часть. Можете не сомневаться, эта водная процедура освежала хорошо, даже слишком хорошо, и, наверное, только дух подражания и нежелание отстать от Кемпбелла заставляли меня всю зиму скрести свою физиономию таким образом.
Завтрак состоял, как я уже сказал, из тарелки овсяной каши и жареного мяса - лучшего меню не придумаешь. В Антарктике никто не страдает отсутствием аппетита, к тому же пингвинья грудка в приготовлении Дикасона или Браунинга была деликатесом, ради которого стоило совершить такое далекое путешествие. Чаще всего мы расправлялись с едой меньше чем за полчаса, но каждая трапеза все равно растягивалась на час, как то и предусмотрено морским уставом.
После завтрака все садились на койки или располагались вокруг печи и выслушивали распоряжения Кемпбелла на день.
От завтрака до ленча, который бывал в час дня, все были заняты на общих работах - носили лед для кухни, раскапывали очередной склад, мастерили или ремонтировали что-нибудь из оборудования, - дел всем было по горло. Кемпбелл в девять часов утра заводил хронометры, после чего до вечера занимался картами. Я каждые два часа производил метеорологические наблюдения, ставил эксперименты со льдом и проверял результаты. Левик же занимался складами, а улучив свободную минуту, фотографировал.
В час дня в дверях дома появлялся кок и свистел в свисток. Его вопль "Ле-е-е-нч!" неизменно вызывал живейший отклик. От работы на морозном воздухе в осенние и зимние месяцы развивается чудовищный аппетит, и задолго до приближения следующей еды все мы были голодны как волки. Тем не менее мы спешили к обеденному столу еще и для того, чтобы пообщаться друг с другом. Ленч обычно состоял из хлеба с сыром, джема или меда, иногда нескольких ломтиков вареного мяса, холодной тюленины или же половины жареного поморника - мы старались побольше налегать на местные продукты. Мясо поморника, даже хорошо зажаренное, жестковато и имеет специфический запах, но мне и в условиях цивилизации доводилось есть бифштексы пожестче, что же до запаха, то поморнику наверняка далеко до некоторых видов английской дичи.
За ленчем следовало "Переку-у-уур!", после чего все опять расходились по своим рабочим местам. В четыре часа пили чай с гренками или с печеньем. На этом рабочий день считался законченным, каждый мог делать что хотел отдыхать, работать, гулять...
Иногда мы брали лыжи и шли кататься на подветренную сторону мыса, где, в глубине залива, склоны занесло снегом, но его было мало для настоящего катания и, пожалуй, больше удовольствия доставляли просто пешие прогулки к берегу и обратно. Но и тут, пока в начале зимы море не замерзло, маршруты ограничивались узкой полосой пляжа - это было одним из недостатков нашего зимовья.
В семь часов вечера - обед, последняя наша еда, состоявшая из двух блюд: мяса с овощами и нехитрого десерта. На десерт подавались консервированные фрукты или столь дорогой сердцу моряка пудинг - с нутряным салом или со сливами. Он, как, впрочем, и остальные кушанья, был хорошо приготовлен и обед достойно венчал дневные хлопоты нашего кока.
После обеда читали или слушали граммофон, в десять часов ложились спать.
Тем, кто слушает граммофон у себя дома, трудно пред ставить, какую роль играет такой инструмент в жизни людей, находящихся вдали от цивилизации. Человек с хорошим музыкальным вкусом предпочитает слушать, конечно, скрипку или рояль, но Северная партия, хотя и не лишенная музыкальности, в целом больше склонялась к популярному жанру, чем к классике, граммофон же имел то огромное преимущество, что позволял по желанию аудитории ставить попеременно то инструментальную музыку, то вокал, удовлетворяя таким образом все вкусы. Этой зимой мы устраивали концерты каждый вечер, и хотя некоторые любимые пластинки повторялись без конца, никто на это не жаловался. Единственное, что плохо, - трудно было найти желающего менять пластинки, особенно зимой. Ведь для этого надо было каждые несколько минут отрываться от работы или книги, то ставить пластинку, то снимать, то крутить ручку... Куда приятнее было читать, развалившись на постели и дожидаясь своей любимой пластинки, чтобы для разнообразия послушать ее. Меня с самого начала освободили от этой повинности, так как вечерами мне приходилось записывать результаты наблюдений, но боюсь, что я несколько преувеличивал свою занятость.
