А Лурье - Адмирал Г И Бутаков
Бутаков придумал также приспособления, предотвращавшие разрывы скоб "брюк" (т.е. тросов, удерживающих пушку при откате) и ослаблявших вредное действие отката на станок орудия.
Поощряемый своим командиром, личный состав пароходо-фрегата "Владимир" стремился улучшить материальную часть оружия. Все изобретения членов экипажа судна лично проверялись Бутаковым и, если заслуживали внимания, немедленно осуществлялись практически. Так, кондуктор Константинов предложил простое приспособление для придания орудиям большего угла возвышения. Оно представляло собой два продольных клина, которые подводились под переднюю часть станка орудия, отчего его цапфы поднимались, а казенная часть опускалась. Приспособление Константинова позволяло доводить угол возвышения орудия до 24, не креня корабль, что не только увеличивало дальность стрельбы, но и позволяло вести огонь на ходу. Бутаков с большим успехом применил приспособление Константинова во время обороны Севастополя 6 июня 1855 года, а затем сообщил о нем в Морской ученый комитет.
* * *
Падение Севастополя даже в наиболее умеренных либеральных кругах русского общества расценивалось как катастрофа реакционной политики царского самодержавия. Поражение в Крымской войне обнаружило "гнилость и бессилие крепостной России"{60}.
Крымская война явилась генеральной проверкой всей организации вооруженных сил России. Она показала, что русская военная система, созданная существовавшим государственным строем, неспособна обеспечить оборону границ России. "То, что было силой России при обороне, - огромное протяжение ее редко населенной, бездорожной, бедной источниками снабжения территории, обернулось против самой же России, как только Николай сосредоточил вес свои военные силы в одной точке периферии - в Севастополе, - писал о Крымской войне 1853-1856 годов Энгельс. - Южно-русские степи, которые должны были стать могилой для неприятеля, стали могилой для русских армий, которые Николай, со свойственной ему свирепой и глупой беспощадностью, одну за другой гнал в Крым, под конец даже в разгар зимы"{61}.
Крымская война вскрыла порочность прусской системы обучения и воспитания русской армии. Даже консервативные круги России вынуждены были признать необходимость отказа от старого взгляда на армию как на полицейскую силу. Крымская война показала также, что назрела необходимость преобразования феодально-крепостнической армии в массовую армию буржуазного типа, основанную на всеобщей воинской повинности.
Еще более острой, чем в сухопутной армии, была необходимость преобразований в русском флоте. Если армия, понесшая в этой войне громадные потери, все же осталась значительной количественно, то Черноморский флот был уничтожен в Севастополе полностью. Балтийский же флот к концу Крымской войны имел в своем составе всего лишь один винтовой линейный корабль, один винтовой фрегат и 40 канонерских лодок, а остальные - парусные корабли потеряли всякую боевую ценность. Таким образом, морские границы России фактически оказались беззащитными. Необходимо было создать мощный броненосный паровой флот. Но для этого у дореформенной России не было ни экономической, ни технической базы, хотя и были талантливые люди, способные осуществить это строительство.
Главный командир Черноморского флота
26 августа 1856 года Григорий Иванович Бутаков был назначен главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Николаева и Севастополя. В это же время он был произведен в контр-адмиралы.
Черноморский флот находился в самом жалком состоянии. Необходимо было его срочно восстанавливать. Предполагалось создать большую флотилию из 27 паровых судов, для чего построить близ Николаева специальный завод паровых машин. Но эти планы не были осуществлены. Согласно условиям Парижского мирного договора 1856 года Черное море было объявлено нейтральным, и ни Россия, ни Турция не могли иметь на нем военно-морских баз и военных кораблей. Следовательно, Бутакову надлежало заботиться не о строительстве нового флота, а о сокращении остатков старого флота. В этих условиях деятельность главного командира сводилась к чисто административным обязанностям, к докучной и утомительной канцелярской переписке. Он должен был решать вопросы по сокращению разных береговых морских учреждений, увольнять в отставку множество морских офицеров, ходатайствовать об установлении пенсий, раздаче медалей, проводить освидетельствование раненых офицеров и нижних чинов и вести бесконечную переписку по многим другим делам. Словом, вороха бумаг, тысячи отношений, справок, запросов, рапортов, отчетов, донесений!
В своей работе Бутаков столкнулся с канцелярским крючкотворством, взяточничеством, казнокрадством. Будучи человеком честным, он никогда не мог примириться с этими общественными пороками, на которые многие его начальники и сослуживцы смотрели сквозь пальцы как на "неизбежное зло".
Григорий Иванович не мог сдержать негодования, когда узнал, что его помощник по интендантской части контр-адмирал Швенднер замешан в спекуляциях, связанных с поставкой военно-морскому ведомству 13 тысяч четвертей гнилой муки. Оказалось, что купец-спекулянт Киреевский был агентом и подставным лицом контр-адмирала Швенднера, который с помощью других чинов управления тайно вел крупные коммерческие операции.
Комиссия, назначенная Бутаковым, изобличила виновников. Спекулянт Киреевский был арестован, его склад опечатан. По требованию Бутакова в Николаев выехала из Петербурга "высочайше учрежденная комиссия" под председательством князя Оболенского. Казалось, справедливость торжествовала.
Но напрасны были надежды. Хотя князь Оболенский на словах и возмущался низостью преступников и обещал, что они будут сурово наказаны, но в то же время, неофициально, советовал Бутаков у "...оставить совсем в стороне произведенное уже следствие о фабрикации муки казенным поставщиком". К изумлению Бутакова, новая "высочайшая" комиссия допустила к присяге в качестве экспертов тех самых торговцев, которые принимали деятельное участие в продаже испорченной муки, т.е. людей скомпрометированных и явно пристрастных. Напротив, с членами комиссии, назначенной Бутаковым и обнаружившей воров, обошлись нарочито резко и грубо, требуя от них взять свое заключение обратно. "Просили меня о том же, - сообщал Бутаков в своем рапорте генерал-адмиралу, - намекая даже на антагонизм, в случае несоглашения моего действовать совокупно с Высочайше учрежденной Комиссией, - это раскрыло мне, к горькому сожалению, ход, который дан делу"{62}.
Комиссия постаралась прекратить разбор дела, компрометирующего некоторых высокопоставленных лиц (таких, как обер-интендант, а затем управляющий морским министерством адмирал Н. Ф. Метлин) и даже целые ведомства.