Н Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.
Энергичный удар по первоначалу увенчался полным успехом. Китайцы были сбиты с последних возвышенностей и отброшены за Да — хурэ, к самому Хурэ. Если бы у барона нашелся еще один дивизион, чтобы использовать его для фиксации достигнутого положения, то город остался бы за нами. Но в том‑то и несчастье, что унгерновские резервы совершенно истощились, а запас патронов пришел к естественному концу, пулеметы замерзли, люди измотались до степени полного истощения. Поэтому, когда китайское командование бросило в контратаку свежий батальон, бароновцы были отбиты и начали отходить в падь реки Сэлби.
После этой неудачи Унгерн уже не пытался атаковать противника. В два часа утра 5 ноября начался общий отход от Урги, и к вечеру того же дня отряд возвратился на свой первый бивак, на реку Барун — Тэрэлдж. Когда подсчитали потери, то установили, что отряд потерял свыше 100 человек одними убитыми. Не менее 200 оказались ранеными и еще больше того — обмороженными, то есть потери барона равнялись примерно 65 процентам наличного состава его частей. Особенно чувствителен был урон в офицерском составе, из которого выбыло за дни боев 40 процентов убитыми. На ургинских сопках остались лучшие боевые офицеры, участники Германской войны.
Причина поражения барона кроется не только в численном превосходстве сил противника и в неправильном выборе направления, но, скорее, в полной нашей неподготовленности к борьбе с суровой природой. В ноябрьские холода, сопровождаемые монгольским режущим ветром, голодные, полузамерзшие люди дрались с величайшим напряжением сил. Но студеные дни и еще более жуткие ночи на сопках, без костров, сломили героический порыв бойцов. И в этом ничего нет удивительного, потому что одеты все были отнюдь не по сезону. В лучшем случае всадники и офицеры имели по легкой шинельке, вывезенной из Даурии. Что же касается тех, которые потеряли верхнюю одежду на походе или первом бою под Майма- ченом, то они вынуждены были довольствоваться одной лишь гимнастеркой. И обувь отрядников, изодранная об острые камни, давно уже не исполняла своего прямого назначения. Крайнему истощению сил бойцов способствовало также и то обстоятельство, что сражение шло в безводной местности (за исключением сравнительно небольшого участка речки Сэлби). В продолжение всех трех дней боя люди не только вынуждены были отказаться от удовольствия согреть себя горячим чаем, но во многих пунктах фронта, в подлинном смысле, не имели глотка сырой воды, чтобы освежить пересохшее до спазм горло.
Таким образом, если первое наступление барона на восточную часть Урги, Маймачен, носило чисто случайный эпизодический характер, то второе наступление, направленное на северную и западную части города, по своему упорству и напряженности походило на жест отчаянья… Многое можно было бы рассказать яркого из области отдельных эпизодов, описанного здесь лишь в самых общих чертах второго наступления на Ургу, но я не стану вдаваться в детали, потому что для будущего историка интересна лишь личность самого Унгерна и только то, в чем проявлялась его любопытнейшая индивидуальность. Опуская поэтому подробности трехдневных боев, в которых барон принимал живейшее и непосредственное участие, остановлюсь лишь на случае с прапорщиком Козыревым, дающем представление о своеобразной фразеологии барона Унгерна. Пулеметный офицер, прапорщик Козырев, который, имея в своем подчинении два действовавших еще пулемета, системы “Кольт” (“Максимы” замерзли), на третий день боя неоднократно попадал в тяжелое положение, иной раз, может быть, вследствие своей горячности. Барон заметил это и, как всегда, серьезно, предупредил Козырева: “Смотри, если тебя ранят — повешу”…
ГЛАВА VI.Третий день боя под Ургой и, в особенности, его печальный финальный аккорд — атака на Да — хурэ — переживался, как подлинная трагедия. Но и выход из боя не принес облегчения: сзади — слишком много трупов, растерянных по сопкам и падям, а впереди — полнейшая неопределенность. Монголия, правда, велика, много найдется в ней укромных местечек, где можно было бы притаится, чтобы зализать свои жестокие раны. Но дело осложнилось наступлением резких холодов. В такой обстановке не мудрено задуматься даже заправскому оптимисту, для которого принципиально не существовало заботы о завтрашнем дне.
Барон повел жалкие остатки своего измученного и павшего духом войска на северо — восток. Он остро переживал свою неудачу, почти катастрофу, оставившую в нем след более глубокий, чем у кого‑либо из подчиненных. С того времени начала прогрессировать его повышенная раздражительность. Первой жертвой, принесенной во имя поддержания духа и сохранения дисциплины, был милейший, но немножко смешной поручик Смигельский, который устало тащил в гору свою поредевшую сотню… До того случая барон не опускал палки на офицера.
Барон Унгерн вновь разбил бивак на реке Барун — Тэрэлдж, потому что этот район изобиловал подножным кормом для лошадей монгольской породы; для русских же коней имелись здесь запасы сена, накошенного монголами для китайской кавалерии. Отряд время от времени менял стоянку, в зависимости от состояния кормов. Люди жили в палатках, вывезенных из Даурии, или же в майханах (легкие палатки), купленных у монголов. Рациональнее, конечно, было бы рыть землянки, но к тому в продолжение долгого времени никто не решался приложить собственные инициативы, так как не имелось охотников вмешиваться в компетенцию нашего сурового начальника.
Холода усиливались. Выпал снег. Пришлось приноравливаться к обстоятельствам; и вот, закипела работа по изготовлению из бычьих шкур теплой одежды и обуви, первобытным способом, завещанным от доисторических предков, причем вместо ниток и дратвы пущены были в дело жилы этих же благодетельных животных.
После того, как найден был относительный выход из положения в вопросе зимней экипировки отряда, самым уязвимым пунктом в хозяйстве барона стало снабжение частей продовольствием. Скромные запасы, вывезенные из Забайкалья, пришли к естественному концу. Требовалось перестроить систему довольствия по туземному образцу, то есть перейти на исключительно мясную пищу. Но можно ли добыть достаточное количество скота? Ведь район реки Толы опустел. Напуганные отзвуками военных действий, монголы откочевали на сотни верст. В близлежащем районе попадались лишь юрты бедняков — аратов, затерянные в хорошо укрытых от нескромных взглядов распадках (разветвления падей) южного Хэнтэя. Достаточно взглянуть на этих исхудалых, почерневших от грязи и дыма кочевников, чтобы понять, что здесь ничего не добудут самые искусные фуражиры.
