Эугениуш Червиньский - Юность, опаленная войной
- Нам в обед давали компот из изюма, а в дорогу - эти сухари! - пытается оправдаться сержант Кабан (Станислав Яворский).
- Вы должны еще многое понять, ребята,- заканчивает разговор медсестра и наливает всем чай.
В сумерках автомашины проезжают село Пшебраже. На дорожных указателях название населенного пункта написано дважды - по-польски и по-русски.
- Скоро будем на месте,- сообщает сестра.
Въезжаем в лес. Часовой поднимает шлагбаум. За ним, в глубине, стоят палатки, на высокой мачте развевается польский флаг. К нам бегут солдаты. Наша автомашина пришла второй, поэтому, вероятно, они и проявляют такой интерес к нам. Мы расстаемся с водителем "зиса". Раненых на носилках несут в распределительный пункт. Здесь просматривают истории болезни и сортируют раненых по палаткам. Я попадаю в ту, где лежат уже несколько наших партизан с первой автомашины и солдаты из артиллерийской бригады. Меня размещают во втором ярусе. Не успел я прийти в себя с дороги, а уже подают ужин. Медсестра в белоснежном фартуке, с накрашенными губами, запрещает всякие разговоры.
- На болтовню у вас будет достаточно времени. А сейчас раненые и больные должны спать.
Она гасит керосиновую лампу и выходит из палатки. Гром выжидает немного и вздыхает:
- Как видно, здесь другие сестры и другой порядок. Это не наша Дуня. Только охнешь- и она уже около тебя, уже спрашивает, что с тобой. Здесь, как мне кажется, надо будет хорошо постонать, чтобы чего-нибудь допроситься.
Сквозь брезентовые стенки палатки слышен шум автомашин и разговоры. Это прибывают остальные раненые.
Первый день в польском госпитале начинается с радостного известия союзники высадились во Франции! После завтрака и врачебного обхода заместитель начальника госпиталя по политико-воспитательной работе проводит в палатках короткие беседы на эту тему. После обеда в госпиталь приезжают корреспонденты газеты "Звыченжимы"{5} и берут интервью у раненых партизан.
Неожиданно у меня начинается озноб и поднимается температура. На следующий день после визита врача меня переводят в изолятор. Здесь уже лежит Орех (Ян Квятек). Он родом из здешних мест, и его навещают мать и сестра. Они приносят еду и рассказывают о том, что произошло в этих краях в период его отсутствия.
Температура все не спадает. Я прохожу ряд обследований, включая рентген. Мне назначают кучу лекарств, а среди них - хинин, потом делают переливание крови. Адрес донора, жительницы Казахстана, написан на бутылке с живительной жидкостью. Врач, переливающий кровь, рекомендует мне послать в Казахстан благодарственное письмо. Наконец температура спадает, и я возвращаюсь в общую палатку. Рассказываю солдату автобригады о письме и спрашиваю, нет ли у него конверта и бумаги.
- У нас высылают треугольники без конвертов.
- Что за треугольники? - удивляюсь я.
- С конвертами туго. Их нигде нет, а письма писать надо. Вот и придумали треугольник: берешь листок из тетради, письмо пишешь на одной стороне, затем складываешь в треугольник, на другой стороне указываешь адрес - и можно посылать. Вот и все...
Бумагу мне принес политрук. Письмо я написал сам. Артиллерист вывел карандашом адрес, сложил письмо в треугольник, остальное - дело полевой почты.
Разнообразие в нашу госпитальную жизнь вносит показ фильмов, а однажды к нам прибывает даже армейский театральный коллектив. Мы горячо аплодируем артистам в солдатских мундирах, которые показали нам веселую программу.
С каждым днем мы чувствуем себя все лучше. Я уже пробую ходить без костылей, но пока мне это плохо удается. Однажды нас навещают бывший командир нашего партизанского батальона поручник Заяц (Зигмунт Гурка-Грабовский), а также хорошие знакомые из первой роты- командир отделения сержант Заяц (Вацлав Ласковский), капрал Дикая Кошка (Эдвард Релига), Волк (Вацлав Коханьский) и другие. Оба Вацлава направлены в артиллерию, которую нам так расхваливала санитарка. Юзеф и Эдек зачислены в 1-ю пехотную дивизию, остальные - в другие армейские части.
После этого визита время для нас тянется еще медленнее. Наконец выписывают первую группу партизан. Я, как и многие другие, остаюсь еще на несколько дней в госпитале, а затем с очередной группой выписавшихся попадаю в опустевший лагерь около местечка Киверцы, где принимали присягу партизаны нашей группировки.
Из-за гор и рек...
Шумит неумолчно сосновый бор, что протянулся вдоль железной дороги. Землянки опустели. Здесь осталась только небольшая интендантская группа, которая ликвидирует оставшееся от партизанского лагеря капитана Гарды хозяйство. Из госпиталя нас привозят сюда на грузовике. Нашей группой из семнадцати человек командует Кабан (Станислав Яворский), бывший партизан из конной разведки партизанской дивизии, совсем недавно получивший звание старшего сержанта. Пока представители интендантской службы подбирают для нас на армейских складах обмундирование, мы осматриваем место, где недавно проходила церемония принятия присяги. На многих специально очищенных от коры соснах химическим карандашом написаны многочисленные фамилии и клички. Это наши товарищи организовали таким образом бюро розысков.
В палатке коменданта лагеря работает "военкомат". Здесь решают, кого в какую часть направить. Рядом, на автомашине, расположился экипировочный пункт. Получаем новенькое обмундирование. Мне никак не удается подобрать подходящую обувь. Наконец выбираю сапоги на два номера больше. Быстро одеваюсь в настоящий польский мундир. Немного некрасиво выглядит узкий брезентовый ремень, который остряки моментально прозвали "фитилем", зато конфедератка с пястовским орлом сидит на мне великолепно. Запихиваю углы фуражки внутрь и направляюсь в канцелярию.
- Персональные данные, год рождения?
- Тысяча девятьсот двадцать восьмой.
- Что?! А разрешение родителей на вступление в армию у тебя есть?
- У меня здесь, пан капитан, нет родителей. Мать осталась за линией фронта, а отец умер в фашистской тюрьме.
- Не хватало еще с молокососами возиться... Что так скривился? Не разревись мне только. Пойдешь в 3-ю пехотную дивизию. Это все. Понял?
- Так точно, пан... гражданин капитан!
- Следующий!
Согласно полученному предписанию мы отправляемся к месту назначения. Нас ведет старший сержант Яворский, не старший вахмистр, а именно старший сержант, так как мы будем служить не в кавалерии, а в пехоте. До штаба 3-й пехотной дивизии имени Ромуальда Траугутта нас подбрасывает водитель попутной автомашины. Его интерес к нам неизмеримо возрастает, когда он узнает, что мы бывшие партизаны, о которых несколько раз писала армейская газета "Звыченжимы".
