Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства
Выгнав Чубайса, Ельцин поставил руководить своим предвыборным штабом его соперника Олега Сосковца, дав ему в заместители двух генералов спецслужб: Коржакова и Барсукова. Между тем, согласно опросам общественного мнения, на предстоящих выборах кандидат коммунистов Геннадий Зюганов набирал 24 процента голосов; социал-демократ и друг Сороса Григорий Явлинский — 11; фашист Владимир Жириновский — 7; беспартийный генерал-десантник Александр Лебедь — 6. Ельцин едва дотягивал до 5 процентов, что было сопоставимо со статистической ошибкой при опросах. Половина всех опрошенных затруднялась принять решение, за кого голосовать.
ПРИБЫВ В ДАВОC 1 февраля 1996 года, Березовский обнаружил, что центром внимания здесь был коммунист Зюганов, которого принимали, как следующего президента России. По словам Бориса, руководители западных корпораций “слетались к нему, как мухи на мед”, в то время как безработный Чубайс “бродил по курорту, как грустное привидение”. Он больше никого не интересовал.
Зюганов, лысеющий пятидесятилетний здоровяк, делал все возможное, чтобы выглядеть социал-демократом западного образца.
“Нам нужна смешанная экономика, — заявил он в интервью “Нью-Йорк Таймс”. — Коммунизм — это коллегиальность, устойчивое развитие, духовные ценности и упор на благо человека”.
— Я был в полном недоумении, когда увидел, как все эти западники, включая Сороса, очарованы Зюгановым, — вспоминал Борис. — Неужто они не понимали, что Зюганов — только прикрытие для КПСС старого образца! Стоило ему оказаться у власти, как коммунисты моментально бы развернули страну вспять.
Но Запад уже списал Ельцина со счетов. Согласно просочившемуся в прессу отчету ЦРУ, российский президент был алкоголиком, перенесшим четыре инфаркта, и даже если бы он умудрился дожить до выборов, все равно бы их проиграл. Россия выбирала из двух зол: коммунисты или коалиция силовиков.
— Вы проиграли, — сказал Борису Сорос, встретившись с ним в Давосе. — Мой вам совет: забирайте семью, продавайте все, что сможете, и уезжайте из этой страны, пока не поздно.
Но упрямство и авантюризм победили инстинкт самосохранения. Слова Сороса произвели на Бориса противоположное действие: они только укрепили его в намерении бороться до победы — любой ценой. Именно после разговора с Соросом он снял трубку и позвонил Гусю.
ПРИВЛЕЧЬ ГУСИНСКОГО НА сторону Ельцина было необходимо по двум причинам. Во-первых, друг Гуся, мэр Лужков, коренастый лысый человек в пролетарской кепке и с повадками Муссолини, контролировал Москву, в которой проживало 10 процентов избирателей. Без Лужкова невозможно было победить в Москве, а без Москвы — в России. Во-вторых, канал НТВ, принадлежавший Гусинскому, был особенно популярен среди образованного класса, который составлял около 20 процентов электората.
Едва сев за стол, Борис приступил к делу:
— Володя, ты знаешь, что сделают коммунисты, когда придут к власти? Они посадят тебя в тюрьму за то, что ты — богатый еврей.
Гусь согласился, и Борис стал развивать тему. Ситуацию можно поправить, сказал он, если они объединятся. Гусю следует отказаться от поддержки Явлинского и вместе с Лужковым присоединиться к лагерю Ельцина. Борис также предлагал вернуть в игру Чубайса.
У Гусинского были все основания отказаться. Он терпеть не мог кремлевскую камарилью, начиная с Коржакова, головорезы которого положили его людей “мордой в снег”, и кончая Чубайсом, который не допускал его банк к залоговым аукционам. Что же касается мэра, то заставить его работать в одной упряжке с Чубайсом было нелегкой задачей: они по-прежнему конфликтовали из-за московской собственности, споря о том, являются она муниципальной или федеральной.
— Если коммунисты придут к власти… — продолжил Борис, но Гусь остановил его; он и сам знал, что тот собирается сказать: коммунистам неважно, происходила приватизация в интересах Кремля или мэрии, они национализируют все подряд. Что же касается Явлинского, то он, будучи наполовину евреем, неизбираем. Он никогда не наберет больше 15 процентов, сколько денег в него ни вкачивай. За неимением лучшего, Ельцин был единственной альтернативой коммунистам.
Но, с другой стороны, сказал Гусь, ельцинские силовики — не меньшая угроза, чем коммунисты. И войну в Чечне нужно остановить, потому что именно в ней черпают силу военные и чекисты. Борис придерживался того же мнения. Они пожали друг другу руки.
Березовский принялся обзванивать других олигархов, которые, как он знал, были настроены пораженчески. На стратегическое совещание он также позвал Чубайса. При виде заклятых врагов Березовского и Гусинского, непринужденно болтавших подобно добрым друзьям, между собравшимися пробежала искра оптимизма. Так возник “Давосский пакт” — коалиция олигархов, где заправилами были Березовский, Гусинский и Чубайс. Борис был уполномочен устроить встречу с президентом.
Чтобы добраться до президента в обход Коржакова, Борис воспользовался своими связями с Таней-Валей — так называли неразлучную парочку: президентскую дочь Татьяну и журналиста Валентина Юмашева. Борис ничуть не сомневался, что его дружбе с Коржаковым наступит конец, как только всемогущий начальник ФСО узнает обо всем. Коржаков заносил в черный список всякого, кто пытался встретиться с президентом через его голову, пусть даже по самым незначительным вопросам. А ведь, по сути, Борис строил планы смещения Коржакова.
И вот в конце февраля в Кремле, Ельцин принял участников Давосского пакта. Это была первая серьезная встреча Бориса с Президентом. Он не знал, как вести себя с этим загадочным человеком, который совмещал в себе несовместимое: решительный в минуты кризиса, он пребывал в спячке все остальное время; диктатор, он защищал независимую прессу и гражданские свободы; бывший член ЦК КПСС, он ненавидел коммунистов; советский человек до мозга костей, он собственноручно разрушил СССР.
Ельцин казался больным. Перед Новым годом он перенес очередной инфаркт, который удалось скрыть от прессы. Отечное лицо президента и его крупное тело бывшего спортсмена, изнуренное алкоголем и болезнью сердца, говорили о крайней усталости. Березовский знал, что жена Ельцина пыталась отговорить его от борьбы за второй срок. Он также знал, что Коржаков, его ближайший приближенный, давил на президента, чтобы тот заменил умеренного премьера Черномырдина силовиком Сосковцом. Тогда, в случае недееспособности президента, например, если с ним случится еще один инфаркт, Сосковец становился официальным преемником.
— Борис Николаевич, мы, представители бизнеса, хотели бы поговорить о выборах, — начал Березовский. — Есть ощущение, что вы потерпите поражение.
