Джимми Коллинз - Летчик испытатель
Бой на большой высоте
Одна из самых коротких и забавных семейных стычек, при которых мне случалось присутствовать, произошла на самолете. Я вез владельца самолета и его жену на побережье.
Мы перелетели пустыню Мохава, пересекли горную цепь, окаймляющую ее с запада, и оказались над долиной, в которой — я это знал — на тринадцать тысяч футов ниже нас лежал Лос Анжелос. Долина и океан за нею были затянуты туманом, и я видел только его белые волны да темные горы, выступавшие из него.
Я спустился спиралью и проскочил через «окно» в тумане, недалеко от подножия гор. Надежды мои не оправдались, — туман навис очень низко, был очень густой. Я нашел железную дорогу и зигзагам и полетел вдоль нее к аэропорту.
Владелец самолета сидел справа от меня и держал карту, чтобы мне удобнее было сверяться с нею. Его жена, сидевшая за мной, беспокойно ерзала на сиденьи и напряженно вглядывалась через окно в низко нависший туман.
Скоро она тронула меня за плечо и сказала:
— Мы, кажется, летим ужасно низко? Я повернул голову и крикнул:
— Да, потому что потолок ужасно низкий. — Мне очень хотелось добавить — «дура вы этакая», — но я не посмел.
— А это не опасно? — пропищала она.
— Все будет в порядке, — крикнул я. — Мне не впервой лететь в такой каше. Я справлюсь.
Очень скоро она опять тронула меня ха плечо.
— Где мы сейчас летим? — спросила она.
— Не могу сказать вам точно, — крикнул я, — но мы держимся правильной железной дороги и через несколько минут будем в аэропорте.
Как раз в это время мы пролетали над предместьем города, и железная дорога под нами разделилась на три ветки. Я поспешно пригнулся к карте, чтобы выяснить, вдоль которой из веток мне лететь. Дама увидела мое быстрое движение, заметила, вероятно, что вид у меня озабоченный. Она опять тронула меня за плечо.
— Ах, вы уверены, что мы не сбились с пути? — протянула она, чуть не плача.
Я обернулся, чтобы ответить ей, что и для чего я делаю, потом сообразил, что должен уделить все внимание управлению самолетом, бросил умоляющий взгляд на ее мужа, сжал зубы и стал следить за ориентирами. Мы были уже у самого аэропорта, и я не хотел прозевать его.
Я услышал, как муж прокричал ей невообразимо забавную смесь приказания и мольбы.
— Душенька, — крикнул он ей, — замолчи ты, чтоб тебе пусто было, мое сокровище!
Глазами профессионала
Мне нужно было попасть в Кливленд, чтобы привести оттуда самолет, который один мой ученик оставил там, испугавшись плохой погоды. Я взял с собою парашют и сел в рейсовый самолет. Парашют предназначался для обратного пути.
Носильщик аэропорта хотел положить мой парашют в багажное отделение. Я возразил: — Какая же мне тогда от него будет польза? — Носильщик, кажется, обиделся, но я не сдался и взял парашют с собой на свое место.
Мы вылетели из Ньюарка, когда стемнело. Погода была скверная, и уже через три минуты после старта мы шли слепым полетом.
Я пробовал утешать себя мыслью, что летчики наши специально обучались слепым полетам, что у них есть приборы, два мотора, радио, что все вообще отлично. Но я не мог даже разглядеть конца крыльев.
Я пробовал читать журнал. Я поймал себя на том, что смотрю через окно в темноту, стараясь разглядеть, не поднялись ли мы, наконец, выше облаков.
Я пробовал задремать. Я поймал себя на том, что слышу, как моторы гудят немного громче, — я знаю, что машина опускает нос; чувствую, что немного тяжелее вдавился в сиденье, — знаю, что пилот выравнивается; слышу, как шум моторов становится немного тише, — знаю, что самолет задирает нос; чувствую, что стал немного легче, — знаю, что пилот опять выравнивается; раз за разом говорю тебе, что он знает свое дело и что я все равно, ничем помочь не могу, и все-таки, хоть и сижу неподвижно, переживаю каждое его движение.
Прошло два часа, а мы все летели вслепую, и нос мой был почти беспрерывно прижат к оконному стеклу. Другие пассажиры, вероятно, думали, что я лечу на самолете в первый раз в жизни.
Прошло еще полчаса, а мы все еще шли вслепую, а до Кливленда оставалось всего полчаса пути. В конце концов, мы вышли из тумана перед самым Кливлендом. Мы летели низко, но огни под нами светили тускло, хотя мы проносились совсем близко от них. Когда мы сели, видимость была ничтожная, а скоро туман и совсем заволок землю.
Остальные пассажиры всю дорогу спали и проснулись перед самой посадкой. Но мне было не до сна. Я знал, что горючего на самолете в обрез. Случись нам сбиться с пути, вынужденная посадка была бы неизбежна. Если бы эти пассажиры могли прочесть мои мысли или хотя бы, как мне думается, мысли пилота, в кабине, вероятно, произошла бы драка за мой парашют.
И стыдно же мне было!
Однажды я производил испытания самолета в Баффало. Меня пригласили туда как эксперта, как человека, блестяще знающего свое дело.
Я взлетел и стал сильно раскачивать самолет с крыла на крыло. Я проделывал это на разных скоростях и все время внимательно следил за элеронами. Мне нужно было прежде всего выяснить, не наблюдается ли у них тенденция вибрировать при большом угле атаки. Потом я стал дергать ручку вперед и назад, чтобы посмотреть, как будут вести себя элероны, если я введу самолет в большой угол атаки этим новым способом.
Спустя некоторое время я сделал перерыв в своих наблюдениях и огляделся, ища глазами аэродром. Его нигде не было видно! Я совсем забыл, что летаю на скоростном самолете и могу в очень короткое время сильно отдалиться от аэродрома. К тому же местность была мне незнакома, а карту я с собой не взял. Эх, ну что мне стоило перед взлетом приколоть к стенке кабины карту!
Я знал, что аэродром расположен где-то западнее города. Мне казалось, что он на север от меня. Но на каком расстоянии — я не знал. Я не мог даже вспомнить, совсем ли он близко от города или отстоит далеко от него. Помнилось, что довольно далеко, но насколько именно — я не знал. Ах, почему я во-время не вспомнил о карте! Почему я хотя бы не держался вблизи аэродрома! Почему вообще хорошие мысли являются всегда так поздно!
Меня охватил панический страх. Я, высококвалифицированный летчик-испытатель, заблудился над аэродромом. Можно ли выдумать положение глупее?
Теперь надо кружить в беспорядочных поисках аэродрома, и, возможно, я не успею найти его, прежде чем придется итти на посадку из-за погоды, неважной, кстати сказать, и грозившей еще ухудшиться, или же у меня выйдет весь бензин. Что если я буду вынужден сесть на чужом поле, на каком-нибудь пастбище, например, да еще сломаю при посадке машину? Что мне тогда сказать в свое оправдание?
