Е. Готтендорф - Герман Геринг
В больницу, проведать Геринга, пришли Ханфштенгль и Боденшатц, рассказавшие об арестах, происходивших в Германии. Карин узнала, что и на нее полиция выписала ордер на арест.
Чтобы снять боль и дать больному поспать, доктора прописали уколы морфия, которые делались два раза в день, но потом отменили их, боясь, что организм привыкнет к наркотику. 8 декабря Карин писала: «Рана сильно гноится, воспалено все бедро. Боль такая сильная, что Герман не может говорить, только мычит и кусает подушку, уже и морфий не помогает». Карин чувствовала себя разбитой. Ей пришлось переехать жить в больницу: несколько раз по пути из дома ее встречали коммунисты, ругавшие ее и бросавшие камни; один из камней сильно зашиб ей ногу.
Все же лечение имело успех: 24 декабря 1923 г. Геринга выписали из больницы, и они с Карин перебрались в отель «Инсбрук»; Геринг передвигался на костылях. «Я попыталась придать комнате хоть какой-то уют, — писала Карин, — но ничего не получилось: эта плюшевая мебель и яркий свет, режущий глаза, беспокоят и напоминают о случившемся. Местные штурмовики подарили нам елочку с игрушками. Герман целый день ковыляет на костылях, не находя себе места. Я не стала покупать ему подарок к Рождеству, чтобы его не расстраивать: я знаю, он захочет подарить что-то в ответ, а ему нельзя выходить. Вечером, когда стемнело, я почувствовала, что не могу больше все это терпеть, накинула пальто и вышла на улицу подышать воздухом. Там были сильный ветер и метель, но из открытого окна на первом этаже доносилась негромкая рождественская музыка, и я успокоилась. «Тихая ночь, святая ночь!» — пел чистый детский голос, и мне стало хорошо. Я поплакала, потом вернулась к Герману, чтобы его подбодрить. На следующий день я не смогла встать с постели: я простудилась, и у меня поднялась температура. Дорого пришлось мне заплатить за рождественскую песню!»
28 декабря она написала в письме: «Герман сильно изменился, как будто стал другим, он подавлен предательством и все переживает в себе, едва произнося несколько слов в день».
Болезнь Карин затянулась и дала осложнение на сердце, она стала нетрудоспособной и осталась такой до конца жизни. Геринг проклинал себя за страдания, которые он на нее навлек, он возненавидел своих политических противников за те несчастья, которые они причинили ему и Карин. Он продолжал принимать уколы морфия, чтобы снять боль в бедре и в паху, и скоро уже не мог обходиться без наркотика. Его жена с удивлением и ужасом наблюдала за тем, как он меняется у нее на глазах; ему исполнился всего 31 год, а перед ней был совсем не тот человек, за которого она выходила замуж два года назад: он не только изменился внешне, но и вел себя по-другому; и все же она продолжала его любить и оставалась с ним.
Геринг начал быстро прибавлять в весе, а его жена становилась все более хрупкой; все, кто видел ее в те годы, запомнили ее как тонкую северную красавицу с лихорадочно блестевшими глазами. Ей очень хотелось поехать весной в Швецию, но она не надеялась, что это удастся сделать: у нее болело сердце, и она не могла обходиться без сиделки.
Геринг решил вернуться в Баварию и сдаться властям, но Гитлер его отговорил, предложив остаться в Австрии и поработать над укреплением местного нацистского движения. Гитлер и Гесс сидели в тюрьме и ждали суда, они надеялись, что приговор не будет слишком суровым и что их освободят по амнистии; остальные участники путча тоже рассчитывали на помилование. Те, кто не попал под арест, разъехались по разным местам в поисках работы и денег.
Геринг решил задержаться в Инсбруке до окончания суда над Гитлером, а потом, в зависимости от обстоятельств, вернуться в Германию, либо уехать в Швецию, чтобы поискать там работу. «Мне нравится Швеция, — писал он теще, баронессе фон Фок, — ведь я германец и чувствую себя там среди своих. Я мог бы вернуться и в Германию, но именно в настоящую Германию для немцев, а не в эту еврейскую республику!»
В апреле 1924 г. состоялся суд над участниками путча. Людендорфа освободили, а остальных приговорили к разным срокам тюремного заключения. Гитлер был осужден на шесть лет, но просидел только еще шесть месяцев; он отбывал наказание в тюрьме Ландсберг, где жил в отдельной камере вдвоем с Гессом. Охранники относились к нему с почтением: стучались, заходя в камеру, и приветствовали узников возгласом «Хайль Гитлер»; поклонницы передавали в тюрьму цветы и шоколад. Эти полгода Гитлер потратил с толком: поправился и написал первую часть книги «Майн кампф»: он диктовал, а Гесс печатал на машинке.
После суда Геринг обратился к баварским властям с просьбой о помиловании, надеясь, что его, обладателя высшего ордена «За заслуги», избавят от наказания, как и Людендорфа, но правительство отвергло его прошение.
Обстановка в Германии стабилизировалась: был отменен закон о военном положении, и на 4 мая 1924 г. назначили выборы в рейхстаг. Геринг решил использовать этот шанс, выставив свою кандидатуру от Национальной партии свободы (действовавшей вместо запрещенной НСДАП), но в тот раз ему не повезло: его партия сумела завоевать всего несколько мест. Все же он не оставил эту мысль и преуспел 4 года спустя, когда нацисты впервые получили в рейхстаге 12 мест, одно из которых отдали ему.
В середине апреля Карин одна, без Геринга, поехала в Мюнхен. Ее банковский счет растаял, съеденный инфляцией; ей пришлось продать машину и мебель, которую приобрели знакомые Геринга, местные члены НСДАП. Она посетила Людендорфа; старый генерал держался бодро, топорщил усы и проклинал Гитлера, втянувшего его «в этот дурацкий путч, выставив на посмешище всем немцам». Затем Карин навестила Гитлера в тюрьме Ландсберг, где он подарил ей свою фотографию с надписью: «На память фрау Карин Геринг в день визита в крепость Ландсберг 15 апреля 1924 г.». Ханфштенгль, тоже побывавший у Гитлера в то время, так описывал место его заключения: «Камера Гитлера и Гесса напоминала кондитерский магазин: здесь были конфеты, шоколад, цветы, вина и фрукты. Эти подарки приходили со всей Германии; Гитлер заметно потолстел на бесплатных деликатесах, но не справлялся сам с потоком подношений; часть их он отдавал тюремному начальству и надзирателям. «Вам надо заняться спортивными играми!» — сказал я ему, глядя на его округлившееся брюшко, и услышал ответ, который и ожидал услышать: «О нет, это не для меня! Вождь не может позволить, чтобы его обыгрывали те, кем он руководит!»
В начале мая 1924 г. Геринг и его жена уехали в Италию. Их принял у себя хозяин отеля в Венеции, немец, симпатизировавший национал-социалистам, получивший рекомендательное письмо от владельца гостиницы «Инсбрук»; тот не взял с Геринга денег за проживание в его отеле, но посоветовал ему уехать из-за угроз австрийской полиции.