Клара Лучко - Я - счастливый человек
Сколько было волнений, но, вопреки прежним сомнениям, на роль меня утвердили единогласно.
Пришла пора других забот: учиться фехтованию, брать уроки верховой езды.
Пригласили на студию заслуженного мастера спорта Коха. Он преподавал фехтование в театральном институте. Сказали:
— Вот актриса, она должна фехтовать, и, пожалуйста, просим вас ее научить.
— Сколько у меня времени? — спросил Кох.
— Недели три, в крайнем случае месяц.
— Как можно за этот срок научить фехтовать? Но давайте так: на крупном плане она начнет фехтовать, а на общем плане все сделают мои студенты. Мы найдем похожих на Лучко. И все будет отлично.
Но тут уже я вмешалась:
— Я все делаю сама. Я вас прошу, я буду примерной ученицей.
— Хорошо. Но вам придется приезжать в институт и заниматься вместе со студентами. Устроит?
— Согласна, — сказала я.
Я ежедневно снималась то в роли Себастьяна, то в роли Виолы. А каждый грим занимал у меня полтора часа.
К концу дня я уставала смертельно, но после тяжелейших съемок упорно ездила в институт вместе со студентами заниматься фехтованием.
Поначалу у меня уставали ноги — приходилось работать все время на полусогнутых. Помню, Кох отвернется — я выпрямляю ноги, надо же хоть немного отдохнуть. А Кох следил за мной и — раз! — шпагой по коленкам!
— Если пришла, так делай как следует.
— Хорошо, — отвечала я, как ученица. А внутри у меня закипала такая злость… Я с трудом сдерживалась.
Наступило время, и Кох сказал:
— По — моему, все нормально. Давай попробуем.
Я взяла шпагу, а сама думаю: умею я или не умею, но тебя этой шпагой обязательно проткну. И бросилась в атаку.
Кох остановился и говорит:
— У тебя прекрасные спортивные качества. Главное — есть воля к победе. А это самое важное.
«Говори, говори, — думаю я, — знал бы ты, какая у меня воля к победе».
Но, тем не менее, оказалось, что у меня и реакция хорошая, и руки длинные — в общем, есть все, что нужно для фехтования. Мы подружились, я была благодарна мастеру за его уроки, да и себя зауважала — все‑таки у меня действительно есть воля к победе.
Оставалось научиться ездить верхом. В Ленинграде это не удалось. Я сказала директору картины:
— Я никогда близко не подходила к лошадям. И если честно, то я их боюсь.
— Ничего, — успокоил меня директор. — Приедем в экспедицию, возьмем тренера, научишься ездить верхом, а тогда и снимать будем.
Приезжаем мы в Ялту, и через день мне сообщают:
— У вас завтра съемка. Вы подъезжаете верхом к замку Оливии.
— Как? Вы мне обещали, что будет тренер…
— Что делать? Он не приехал, хотя и договаривались. А съемку отложить невозможно.
…В Ялте к нашему приезду построили замок на высокой горе. Видно море, голубое небо. Актеры в старинных костюмах.
Отдыхающие уже с утра приходили, садились в кружок и наблюдали за съемкой. Для них все было интересно.
А я ни о чем не думала, я боялась.
— Да не переживай ты, — говорил директор. — Это такая кляча… На ней возили бочки с водой. Надо только подъехать к воротам, лихо соскочить — и всё…
Привели лошадь. Стоит такая понурая, голову повесила. Думаю, да чего я боюсь… Раз надо — значит надо.
Лошадь почистили, расчесали гриву и хвост, надели на нее красивую сбрую, и она вдруг превратилась в приличную лошадку.
Сначала помогли мне сесть в седло. А у меня сапоги со шпорами, шпага, плащ — с непривычки все это цепляется, мешает.
Я немного потренировалась, уже без чьей‑либо помощи соскакивала с седла, приспособилась с плащом и шпагой и почувствовала, что готова.
Режиссер говорит:
— Будем снимать. Приготовились!
Конюх видит, что сейчас все начнется, а лошадь, видно, притомилась — стоит, опустила голову, глаза закрыла. Он решил ее немножко взбодрить и ударил хворостиной по крупу. Лошадь подхватилась — и рванула… в галоп.
Я не ожидала, одна нога у меня из стремени выскочила, а лошадь понесла в горы.
Я чувствую, что пропала. Ухватилась за гриву, но съезжаю набок. Одна нога только в стремени. Думаю, ну всё…
Но тут у меня какой‑то черный юмор появился! Я вспомнила, что внизу татарское кладбище, там меня и похоронить могут.
Вдруг передо мною возник какой‑то человек, изловчился, схватил лошадь под уздцы. И остановил. Помог мне слезть, а у меня коленки трясутся, я даже ничего сказать не могу, только показываю, что нам надо идти вниз.
А на съемочной площадке все спокойно. Отдыхающие решили, что все идет по плану, актриса поскакала в горы, значит, так и надо.
Один только директор, вместо того чтобы послать за мной, как‑то организовать мое спасение, бегал, всплескивая руками и причитал: если с ней что‑нибудь случится, будут неприятности, полкартины уже сняли… Что делать? Деньги‑то уже истрачены.
Увидев меня, подлетел со словами:
— Ты знаешь, сколько ты могла бы нам стоить!
И ни слова о том, как я себя чувствую.
Но, как говорится, нет худа без добра. Через день приехал тренер, и начались занятия.
Верховая езда — это замечательно. Я часто думаю: чего же я не сделала в жизни? Я могла бы заниматься конным спортом. Можно было продолжать учиться фехтованию. Но ни того, ни другого я не сделала, о чем и сожалею. Я о многом сожалею, потому что в свое время многое упустила. Так, например, я водила автомобиль, но после аварии решила больше не садиться за руль…
Сниматься в «Двенадцатой ночи» было сложно. Я все время терзалась мыслью, правильно ли я играю. Режиссер — добрый и милый человек, но он ограничивался общими установками. А вот как конкретно решить ту или иную сцену, мы с Аллой Ларионовой думали сами. К счастью, наши партнеры, прекрасные актеры Яншин и Меркурьев, помогали нам.
Но в конце концов все страхи улеглись, и картина была снята.
Меня пригласили представить фильм «Двенадцатая ночь» на Эдинбургском фестивале. Фильм еще не вышел на экраны нашей страны, но все были уверены, что он достоин быть представленным на международный фестиваль.
Признаюсь, я летела в Лондон и думала с тревогой о том, как примут Шекспира из России на его родине. Тогда в Великобритании организацию «Совэкспортфильм» представлял Н. Ф. Садкович, бывший министр кино Белоруссии. Он был человеком обаятельным, обладал добрым юмором. Когда я поделилась с ним своими сомнениями, он как отрезал:
— Да не переживай, Клара. Все будет хорошо. Увидишь, победа будет за нами. Ты лучше скажи, как тебя представить фотографам и репортерам? Нам нужна реклама.
Мы стали думать, как же мне предстать перед прессой, чтобы это было необычно и эффектно.
