Роберт Штильмарк - Звонкий колокол России (Герцен). Страницы жизни
22 января Александр и Натали Герцены вновь увидели Новгородский кремль и Софийский собор, потом дня на два останавливались в Риге, а 31 января в Таурогене, маленьком местечке Ковенской губернии, простились с Россией: миновав эту последнюю пограничную станцию, они через несколько минут очутились на территории соседней Пруссии. С тех пор нога Герцена уже никогда не ступала на землю родины. Он служил ей умом и сердцем из-за рубежа, но вера в свой народ спасла его от жестокой тоски по оставленной отчизне.
* * *На первых порах радовали новые впечатления, чувство освобождения от упорных полицейских ищеек, «ушей и пашей», красота Парижа и Рима, знакомство с новыми обычаями и порядками, так свежо и талантливо показанное в «Письмах из Франции и Италии», встречи с выдающимися революционерами, писателями, учеными Запада. С огромным, радостным волнением встречал Герцен февральские события во Франции в 1848 году.
Горькое разочарование в результатах февральской революции испытывали парижские рабочие, а с ними и Герцен. После того как майская попытка рабочих масс Парижа разогнать контрреволюционное Национальное собрание и образовать правительство революции потерпела неудачу, тяжело пережитую Герценом, он видел, как день ото дня французские буржуа усиливают притеснения и гонения на рабочих. «Начали сажать в тюрьмы. Запретили на улицах собираться толпами…»
В те дни познакомился Герцен с поэтом Гервегом, сыгравшим впоследствии столь роковую роль в семейной драме Искандера. В дни тяжелых баррикадных боев, длившихся несколько дней июня, Герцен жестоко страдал от вынужденного бездействия и неудачи восставших. На квартире писателя было несколько обысков, Герцену грозил арест и расправа за связи с революционерами. Один из парижских рабочих предложил ему тайное убежище. Герцен не думал им воспользоваться, но был глубоко тронут этой заботой о своей судьбе.
Вечером 26 июня семья Герцена услышала за окном правильные залпы с небольшими расстановками.
«Ведь это расстреливают, — сказали мы в один голос и отвернулись друг от друга. Я прижал лоб к стеклу окна. За такие минуты ненавидят десять лет, мстят всю жизнь. Горе тем, кто прощает такие минуты!»
Написанные Герценом вскоре после этих событий очерки «С того берега» полны горечью раздумий о поражении революции.
Вот с какими словами Герцен обращается к своим московским друзьям со страниц этой книги:
«Наша разлука продолжится еще долго — может, всегда… Не радость, не рассеяние, не отдых, ни даже личную безопасность нашел я здесь… Жизнь здесь очень тяжела… Зачем же я остаюсь? Остаюсь затем, что борьба здесь, что, несмотря на кровь и слезы, здесь разрешаются общественные вопросы, что здесь страдания болезненны, жгучи, но гласны, борьба открытая, никто не прячется… Где не погибло слово, там и дело еще не погибло… Месяцы целые взвешивал я, колебался и, наконец, принес все в жертву:
Человеческому достоинству,
Свободной речи…»
В том же 1849 году разразилась в Париже та страшная холерная эпидемия, что заставила его вспомнить времена своего студенчества и холеру в Москве. Несколько парижских знакомых стали жертвами болезни. В те дни гостил у Герценов Иван Сергеевич Тургенев. В Париже царила страшная жара, что усиливало опасность, но сам Герцен берегся мало. Страстный любитель купанья еще со времен жизни в Васильевском, Герцен уговорил Тургенева поплавать в Сене… В тот же вечер у Тургенева начался сильный жар и появились явные признаки роковой заразы. Спасение от нее в то время было редкостью.
Герцен проявил в уходе за больным другом поразительное мужество и самообладание. Он отправил всю свою семью — мать, жену и троих детей — в дачный пригород, на лоно природы и свежий воздух, а сам остался спасать больного писателя. Тургенев, при могучем телосложении и мягкой, глубоко русской душе, страдал мнительностью и несколько преувеличенным ужасом ко всякой хвори. В возможность победить холеру он не верил, и Герцену пришлось применить всю силу характера, чтобы поддержать в больном веру в победу жизни над недугом. Три недели длилась эта борьба не на жизнь, а на смерть, и Тургенев рассказывал впоследствии, как Герцен буквально выходил его и поставил на ноги.
Для французской полиции русский изгнанник становился все менее желательным явлением. В тесном контакте с полицией российской она вела наблюдение за Герценом. Реакция усиливалась, жизнь в Париже становилась опасной, и Герцену пришлось с чужим паспортом на время уехать в Швейцарию. Вскоре после возвращения из Женевы он, в 1850 году, был лишен права жительства в Париже и выслан из Франции как нежелательный иностранец. Герцен с семьей переехал в Ниццу, где родилась его дочь Ольга.
* * *Здесь, в «кроткой Ницце», в «мирной обители», как называл этот средиземноморский курортный город Герцен, разыгрались главные события его горестной семейной драмы, унесшей Натали в раннюю могилу на кладбище Ниццы…
«Огромный венок из небольших алых роз лежал на гробе; мы все сорвали по розе — точно на каждого капнула капля крови. Когда мы входили на гору, поднялся месяц, сверкнуло море, участвовавшее в ее убийстве…»
Это был май 1852 года. «Море, участвовавшее в ее убийстве», унесло полугодом ранее, в ноябре 51-го, мальчика Колю и мать писателя, Луизу Ивановну. Они погибли во время морской катастрофы у Гиерских островов, совершая маленький переезд, чтобы прибыть в Ниццу. Подорванное событиями семейной драмы здоровье Натальи Александровны такого удара не вынесло. Фантазия без конца рисовала ей картины несчастья: как мальчик падает с наклонной палубы в холодное море, как тело его становится добычей рыб и морских чудовищ. Ей рассказали, что последний возглас уносимой волнами Луизы Ивановны, которую пытались спасти из лодки, был: «Спасайте ребенка!..» Смерть сына Коли и Луизы Ивановны была страшным потрясением и для Герцена. В годы эмиграции мать была ему верным сподвижником, хранила его опасные бумаги, посылала деньги нуждающимся революционерам, прятала рукописи от полиции, заботилась о детях…
Там же, в Ницце, Герцен узнал, что русское правительство лишило его всех прав состояния и объявило государственным преступником и вечным изгнанником.
* * *Могучий дух Искандера одолел всю эту полосу бедствий. Начался лондонский период его жизни. Возникла лондонская «Вольная русская типография». 1 июля 1857 года, вскоре после того, как к Герцену в Лондон приехал и Огарев, вышел первый номер газеты «Колокол». Его набатный звон услышала вся Россия. «Третье отделение ласкало мысль украсть меня у Англии из кармана или прирезать из-за угла», — пишет со свойственным ему юмором Александр Герцен.
