Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…
Второй мой советчик – Онисим Григорьевич и Оксана Дмитриевна Засухи, а вернее, созданный ими в нашем селе отдел «Просвиты». Как из небытия вывалилась огромная украинская литература. Не только Шевченко, который буквально потряс меня – Панас Мырный, Леся Украинка, Кропывныцкий, Иван Франко… звали меня пробуждать национальное самосознание моих земляков. Почти ежедневно в нашей школе проводились «читанки» произведений украинской литературы. Желающих послушать было больше, чем вмещало помещение. Раздвижная перегородка между классами убиралась, и оба класса, что называется «битком набивались» людьми. Люди сидели на партах, на подоконниках, просто на полу, стояли в коридорах, слушая через открытые в оба класса двери. Стоило поражаться той жажде к родному художественному слову. 2-3 часа продолжалось чтение. И никто не выходил, и никому не хотелось, чтобы чтение заканчивалось. Особенно поражали меня курильщики. Везде – на собраниях и в гостях они безбожно дымят. На читанках это было категорически запрещено. И никто не нарушал закона, никто не протестовал. Все подчинялись нам, 12-15-летним девчонкам и мальчишкам.
Так было с «читанками» литературными. Но вот Онисим Григорьевич высказал в нашем «просвитянском» кружке мысль о том, что надо ввести беседы и «читанки» по истории Украины. Мы высказали сомнение. Говорили, что публике будет скучно. Онисим Григорьевич предложил проводить исторические вечера – один раз в неделю. Опасения наши оказались неосновательными. Первая беседа Онисима Григорьевича, которую он назвал «Украинская нация» (о зарождении и становлении украинской нации), произвела на всех слушателей и на меня, в том числе, неизгладимое впечатление. Его беседа, высококультурная и содержательная, была интересна сама по себе. Онисим Григорьевич был чудесный рассказчик и говорил таким чистым, таким волшебно-шевченковским языком, что слушать его было – одно удовольствие. К тому же он первую свою беседу подготовил особенно. Рассказ перемежался «читанками» Оксаны Дмитриевны и исполнением (дуэтом) народных песен под аккомпанемент бандуры.
Исторические беседы и в последующем были столь чудесными, что по просьбе слушателей их стали проводить два раза и неделю. Посетителей на этих беседах было не меньше, чем на литературных чтениях. На всю жизнь врезались в мою память эти «просвитянские» вечера. Постепенно «читанки» и исторические беседы стали чередоваться с концертами и спектаклями. Авторитет нашей деятельности среди селян был так велик, что сельсовет, переселившись в дом уехавшего священника, (речь идет о священнике второй Борисовской церкви – на другом конце села) передал помещение бывшей сельской управы под «народный дом». Здание мы внутри перепланировали таким образом, что основную его площадь занял зал со сценой.
Теперь мы могли и спектакли ставить. Ставились они в субботу и в воскресенье. Предшествующая неделя отводилась для репетиций. Не занятые в спектакле «просвитяне» проводили «читанки» в школе. После читанки и репетиций мы встречались все вместе и еще долго бродили по селу, разговаривая и мечтая. Наши слушатели и зрители были нам очень благодарны. Особенно бурно награждали нас аплодисментами за спектакли, хотя ничего артистического в них не было.
По сути это были тоже «читанки», только в лицах и под суфлера, а не прямо из книжки. Думаю, все мы выглядели довольно комично. Представьте себе длинного, тощего подростка, которому приклеены большие запорожские усы и осэлэдэць{3}. Полагаю, что фигура мало похожая на лихого запорожца Назара Стодолю. Но наша публика не обращала внимания на такие несуразности.
Вспоминая же наши спектакли, я думаю, что среди нас был только один человек с артистическими задатками – Гаврюша Кардаш. От его жениха в «Сватання на Гончаривци» и «Шельменко-денщика» из одноименной пьесы зал буквально «покатывался» от хохота. Ну, а все остальные, пусть и не артисты, душу вкладывали, старались донести художественное слово и высокие идеалы до зрителя, и он был бесконечно благодарен им. И мы, и публика прекрасно понимали, что сеялось «разумное, доброе», в народ вселялась душа его лучших сынов, народ знакомился с классическим наследством.
Что осталось от этого посева сказать трудно. Народ прошел через такую душеломку, через такое человекоистребление, что говорить о прямых результатах той «просвитянськой» работы невозможно. Где вы, организаторы Борисовской «просвиты» Онисим Григорьевич и Оксана Дмитриевна Засухи? Я выехал из Борисовки – вы были еще там. Через два года, когда я приехал в свой первый отпуск, вас уже не было. И до сегодня я о вас ничего не знаю. Думаю, что с вашей любовью к Украине, с вашей культурой – выжить было невозможно. Скорее всего вас уничтожили, как «буржуазных националистов». Но то, что вы засеяли загубить полностью невозможно. Вы и созданная вами «просвита» и в моей душе оставили следы.
Однако и тогда, в период расцвета в Борисовке подлинной культуры, влияли на меня не только Шляндин и вы. Новые идеи, вошедшие в страну вместе с октябрьской революцией, вторгались и в нашу частную жизнь. Не только классиков украинской литературы читал я. Лозунги новой власти, плакаты, политические брошюры – все это глотал неискушенный разум. Идеи свободы, братства людей и одновременно диктатура пролетариата своеобразной мешаниной входили в голову. Любовь к своей национальной культуре и к своему народу, который так жадно потянулся к ней, и, одновременно мечта об общечеловеческом счастье, об интернациональном единении и о неограниченной «власти труда» причудливо перемешались в моем мозгу. Я хотел строить новую жизнь, бороться за идеи, которые несет миру коммунистическая партия – Ленин.
Мы уже знали, что у партии есть помощник – Коммунистический Союз Молодежи – комсомол, – в рядах которого борются за коммунизм ребята нашего возраста. Создать ячейку комсомола в нашем селе стало мечтой многих «просвитян». Но как это сделать, как практически осуществить этот шаг никто из нас не знал. Узнать было неоткуда. На помощь пришел случай.
Вечером 7 марта 1922 года из района приехал докладчик о международном женском дне – юноша лет 18-19. Высокий, стройный, с густой вьющейся русой; шевелюрой, одетый в кожаную куртку, он произвел на нас впечатление посланца из другого мира. Доклад о международном женском дне, довольно безсодержательный и скучный, мы слушали со вниманием. После доклада начали задавать вопросы. Ни один из них не имел отношения к теме доклада. Подавляющее большинство их было о комсомоле. В частности, задали вопрос – не комсомолец ли докладчик? И когда услышали твердое: «Да!», то само собой вырвался единодушный вопрос: «А как создать ячейку комсомола у нас в селе?» В ответ мы услышали: «Очень просто. Все, кто желает вступить в комсомол – останьтесь после того, как закончится торжественное заседание, и я проведу с вами организационное собрание».
