Александр Чижевский - Я молнию у неба взял...
Человека надо сделать уверенным, крепким, молодым, с большой жизнью, медленно стареющим, не болеющим, с твердой верой в свое здоровье, в свое бытие, — продолжал он. — Уверен, что социальный фактор в деле укрепления жизни и здоровья человека сыграет большую роль. Но медицина не должна дремать, а должна действовать, — только медицина настоящая, крепко стоящая на научных позициях сегодняшнего дня, медицина, побратавшаяся с физикой, физической химией и многими другими науками.
— Виноваты ли мы, врачи? — возразил присутствовавший при этом разговоре доктор Сергей Алексеевич Лебединский. — Так мы учились, то мы читали, таковы мы, со всеми нашими недостатками. И нас нельзя обвинять. Надо обвинять тех, кто подрывает передовые научные идеи, кто во имя личных выгод готов уничтожить научную мысль… За примером недалеко ходить, — обращаясь ко мне, сказал он. — Понять не могу, что не нравится в ваших опытах нашему «статскому советнику» /бывший директор реального училища/. Он рвет и мечет. Говорит, что вы кощунствуете с крысами, а теперь мы с вами кощунствуем с людьми. Я просто не понимаю, как это образованный человек может молоть такой вздор. Он посмеивается над вашими крысами, ваш дом называет «крысиным царством», а вас, Александр Леонидович, — крысоловом.
— Что же, Сергей Алексеевич, оставим наши наблюдения? — сказал я, смотря прямо в глаза милейшему Сергею Алексеевичу.
— Как — оставим? Из–за «статского советника»? Да пропади он пропадом! Волков бояться — в лес не ходить. Нет, Александр Леонидович, то, что уже доказано, и то, что мы наблюдаем у больных, — дело величайшей важности. Этот «советник» — мошка, эфемера по сравнению с тем, что мы уже обнаружили. Ну его — и дружно примемся за работу.
В этот же вечер наше трио собралось на совещание. Я говорил мало и был настроен мрачно. Мы взвесили все обстоятельства за и против и решили: считать, что опыты с животными закончены и что они дали совершенно ясный и точный результат и что больших данных получить от животных в калужских условиях нельзя. Лабораторию оставить только для больных людей.
Эту ночь я совсем не спал, и к утру у меня созрело другое, противоположное первому, но такое же твердое решение. Опыты с животными продолжать, используя местные возможности для изучения влияния отрицательно ионизированного воздуха на моторику и половую деятельность животных. Мое решение не вызвало противодействия. Единственное условие, которое было мне предъявлено, состояло в том, что торопиться с опытами нельзя и что необходимо произвести тщательный отбор пар для опыта и контроля. Конечно, с этим условием я согласился без всяких колебаний. Основное искомое уже было найдено, нам осталось детализировать. Мы стали постепенно подготавливать материалы для этого исследования.
Как ни проста, казалось, была аппаратура, предназначенная для этих целей, но для нас она была дорога. Для осуществления этих важных опытов по моим рабочим чертежам были изготовлены специальные клетки и отметчики движений. Клетки, отметчики и все детали были приготовлены почти ювелирно — старым часовых дел мастером фирмы «Мозер и К°» Отто Карловичем /фамилию его я, к сожалению, не помню/. Изготовлялись они около двух месяцев, но зато работали безупречно.
Была также сконструирована одна большая клетка, в которую можно было поместить восемь белых крыс одного пола. Ее дно было разделено на шестнадцать равных между собой квадратных половиц, каждая из которых была снабжена пружинным механизмом и контактом. Каждый нажим на любую из шестнадцати половиц этой клетки, произведенный животным, вызывал соответствующую отметку на счетчике. Клетка служила для изучения влияния аэроионов на моторную деятельность животных.
Этими опытами я хотел привлечь пристальное внимание медиков. Дело шло о влиянии ионов на функциональное состояние нервной системы. Это говорило бы о многом врачу, если опыты дадут явный результат и покажут различие между действием положительных и отрицательных ионов.
Наше трио приложило много сил для осуществления точности и тщательности в проведении четвертой серии опытов. Почти три года, с интервалами для подбора животных, продолжались эти исследования. Я часто ездил в Москву и подолгу оставался там, и вся тяжесть опытов легла на моего отца и Ольгу Васильевну. Но я был уверен, что они не подведут меня и что полученные результаты отразят явление природы с исчерпывающей полнотой. Опыты дали ожидаемые результаты: отрицательные ионы содействовали двигательным и половым актам, положительные ионы, наоборот, тормозили их. Когда я получил средние кривые по всем опытам, не оставалось сомнения в мощном и благотворном действии отрицательных аэроионов. В марте 1926 года результаты этих опытов были доложены мною в Практической лаборатории по зоопсихологии Главнауки Наркомпроса и позже опубликованы в ее трудах. Редактор их — академик Александр Васильевич Леонтович внес в текст, с моего согласия, исправления в отношении различного действия ионов разной полярности.
Но эти опыты не должны были мешать работе с больными людьми. Таково было одно из важнейших условий, добровольно принятых нами. Вдыхание больными отрицательных аэроионов, как я теперь всюду называл ионы воздуха, приносило всем нам несказанную радость. Нечто мощное заключалось в них. Врачи С. А. Лебединский и А. А. Соколов присылали в наш дом тяжелобольных, которым обычные лекарства не приносили облегчения. Шли люди с различными заболеваниями.
Эти люди приходили с запиской: «Прошу принять на лечение искусственными ионами воздуха б-ную или б-ного, столько–то сеансов, каждый сеанс по 15–20 минут. Врач /подпись/. Дата».
Совершенно понятно, что лечение это было абсолютно бесплатное, и когда эти люди шли к нам, то врачи их предупреждали:
— Будьте осторожны, больной! За лечение никакой платы не берут. А если вы что–либо предложите, обидите их и меня. Вы должны знать, что они работают только ради научного интереса. Никаких исключений из этого правила у них нет. Имейте это в виду и не обижайте людей, которые хотят вам помочь!
Года через два с половиной у меня накопилось 83 истории болезни, и я — не врач — решил поднять вопрос об аэроионотерапии — новом методе лечения в Калужском городском отделе здравоохранения. Я подал докладную записку, в которой была кратко изложена теория вопроса. Теория исходила из того, что при отрицательном знаке полярности «действующим лицом пьесы» был электрон.
Обмен электронами, электронные потоки, электрический ток… Электроны — причина микродинамики органических систем. Свободные электроны — вот истинные герои невидимого мира, его основных превращений, образований и преобразований. Живой организм ― электронная и ионная машина. В элементарных структурах, в живых образованиях происходит непрерывное перемещение электронов — перескоки их с одного атома на другой, с одного уровня на другой, электронные бури, электронные ураганы, остающиеся для нас невидимыми, но учитываемые каждой молекулой, каждой живой клеткой с величайшей точностью. Фантазия не может представить себе всей необычной сложности электронных перемещений внутри организма. Это — особый мир особой конструкции, труднодоступный нашему воображению и подчиняющийся только строжайшим физико–математическим законам, ныне — законам квантовой механики.
